Гликерия

После долгих странствий я возвращался в родные края. Когда вышел от станции на дорогу и увидел знакомые с детства места, сердце наполнилось радостной грустью. Вот мостик через небольшую безымянную речушку. Каким он был ветхим шесть лет назад, таким и остался – никто не додумался его починить. Стайка белоствольных березок сбежала с пригорка на берег озера, словно ватага девчонок, отталкивая друг друга, каждая норовит заглянуть в сверкающую гладь, будто в зеркальце.

Сабзаульский овраг. Дорога, петляя, медленно ползет в гору. По обеим сторонам – дремучий лес. То разбегается в стороны, образуя небольшие, усыпанные цветами полянки, то вновь сжимает дорогу, переплетаясь вершинами деревьев, создавая зеленые тоннели. В них сыро и сумрачно даже в самые жаркие дни. Когда входишь в эту темноту, по телу пробегает дрожь. Нет, не потому, что здесь холодно. Я много наслышан об этих местах. Совсем ещё недавно здесь разгуливал свирепый и хладнокровный разбойник Спирька по прозвищу Каин. Говорят, простолюдинов он не трогал, зато не щадил богатых, в основном, попов да купчишек. Сказывают, жил здесь купец Прохор Звонов. Он все бахвалился: «Не боюсь я вашего Спирьку – и весь сказ». Однако свел его дьявол с грозным разбойником. Одним взмахом кистеня раскроил Каин череп незадачливому купцу. Даже шубу соболью не снял с него. Отвязал мошну с деньгами и был таков. А купца оставил на дороге. Голодные волки дорешили его.

…Когда я вышел из оврага, передо мною во всю свою ширь раскинулись пастбищные луга помещика Гладышева. Легкий ветерок донёс с лугов терпкий дурманящий запах разнотравья. Солнце уже коснулось горизонта, когда я, миновав соловьиную рощу, подошел к спуску. Внизу – мост через речку Буенду, справа на косогоре – сельское кладбище. И тут заметил у моста темную фигуру. Подойдя ближе, узнал: это же бабка Гликерия со своею неизменной, до блеска отшлифованной клюкою. Она стояла от меня в полуоборот. Боже мой, как она изменилась! Время еще сильнее пригнуло её к земле. Лицо тёмное, землистое, испещренное глубокими морщинами. Казалось, Гликерия только что встала из гроба. Когда я поравнялся с нею, бабка, как-то странно вывернув голову, взглянула на меня снизу вверх:

– А зря ты, Гриня, от Маришки отвернулся. Вам была уготована счастливая судьба. Злые языки вас разлучили. Люди только вид подают, что добром к тебе. На самом деле они, завистливы. Я же тебе никогда худа не желала. Хочу дать тебе чудодейственное средство. Мне семнадцать было, когда начала собирать лечебные травы. Составила снадобье из сорока восьми трав. Испытала его на кошках, собаках и птицах. Убедилась: имеет свойство избавлять от любых болезней и ран, кроме сердечных. Сбор продлевает жизнь. Сегодня в полночь приходи ко мне и получишь этот подарок. Перейдя мост, я невольно оглянулся. Гликерии нигде не было. Исчезла, как и появилась.

Дома я никому не рассказал о встрече с бабкой Гликерией. К ночи, сославшись на духоту в хате, отправился спать на сеновал. Уснуть не мог. Гликерия не выходила из головы. Виделась Маришка. Вот она в голубом платье стоит на берегу Сима, ветер, обнимая её, вырисовывает прелестную фигуру.

К ночи погода испортилась. Подул южный ветер, по небу ползли мрачные тучи, стало заметно темнее. Я зажег спичку и посмотрел на карманные часы. Стрелки показывали без четверти двенадцать. Пора.

Пробравшись огородами, вышел в проулок. В глубине небольшой усадьбы темным пятном виднелся домик бабки Гликерии. Света в доме не было. Где-то совсем рядом залаяла собака и, скуля, перешла на вой. Дикий, протяжный вой…

Я стал вглядываться в темноту проулка. Под ольхой сидела огромная, черной масти собака. На душе сделалось муторно, и в голове мелькнула мысль: зачем мне все это? Не лучше ли вернуться на сеновал, зарыться в душистое сено и спокойно отоспаться, отдохнуть от долгой и утомительной дороги? Но любопытство взяло вверх. Ровно в двенадцать в хате вспыхнул огонек. Скрипнув калиткой, я прошел по заросшей бурьяном тропинке. С огромным трудом открыв дверь, нагнувшись, вошел в хату. На меня пахнуло сыростью и застоявшимся воздухом. В хате царил полумрак.

Гликерия н