Аз, Буки, Веди. Избранные стихи и поэмы

Юрий Лифшиц

У поэта Ю. Лифшица немного стихов. Свою творческую энергию он в основном направил в сторону художественного перевода. Но невозможно переводить стихи, не будучи поэтом. В своей второй книге стихов (первая – «Тетрадь и Слово о полку», 2001 г.) Ю. Лифшиц предстает как тонкий и серьезный лирик, которому есть что сказать вдумчивому читателю – на каждую из первых пяти первых букв древнерусского алфавита.

В оформлении обложки использована картина французского художника Жоржа Сёра (1859 – 1891).

Аз, Буки, Веди

Избранные стихи и поэмы

Юрий Лифшиц

© Юрий Лифшиц, 2017

ISBN 978-5-4485-6617-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Аз

«Ах, Москва, с ума свела!»

Ах, Москва, с ума свела!

Ах, Москва, я твой невольник!

Колокольни, колокольни,

Колокольни, купола!

Я шатаюсь день-деньской

по старинным, по исконным:

по Ордынке, по Волхонке,

по Таганке, по Тверской.

В чем тут дело, в чем секрет —

я готов тысячекратно

поворачивать с Арбата

на Калининский проспект.

По пути ль, не по пути —

непременная отрада:

от Кропоткинской пройти

к Александровскому саду.

Ах, Москва, в полон взяла!

Я невольник добровольный.

Колокольни, колокольни,

Колокольни, купола!

Я, Москва, навеки твой.

Помолчим перед разлукой.

На прощанье Долгорукий

машет княжеской рукой…

    1986, 1987

    Москва, Орск

Разговор с Бахом

Поговори со мною, Иоганн.

Помилуй, Бах, нисколько я не пьян,

а только принял полконцерта на ночь…

Поговори со мною, Себастьяныч.

Прости за фамильярность, милый Бах.

Послать меня ты можешь в Айзенах

или куда подальше: ты же гений —

послать не можешь ты интеллигентней.

А я… Что я? Провинциал. Еврей.

И, выйдя из электрослесарей,

в отличие от вас, любезный кантор,

от бельмондо не отличу бельканто.

Представь себе: СССР, хрущоба,

и некий Гульд мне шпарит в уха оба —

тебя… А был еще и Пахельбель,

такого же регистра менестрель.

Прости, мин херц, но от его «Чаконы»

я с мозжечка съезжал во время оно,

когда следил, узнав из аннотаций,

чаконских двунадвадцать вариаций.

А был еще и некто Букстехуде,

что преподнес тебе орган на блюде.

А ты с ним, кстати, поступил невместно,

не клюнув на органную невесту.

Я путаюсь… Дражайший Бах, прости.

Монахом не был ты всю жизнь почти

и, сочиняя «Страсти по Матфею»,

рожал детей, страстями не владея.

Я путаюсь… Увы мне, добрый Бах,

я не могу убраться в Айзенах.

В Германии – в Аркадии твоей —

я был тому назад немало дней.

Германия! Бавария! Форель!

И есть там деревенька Байришцелль,

где монумент воздвигнут для солдат,

погибших в Russland’e сто лет назад.

И есть Швангау. Замок Нойшванштайн,

где я, дивясь созвучью шван и швайн,

легенде лебединой отдал честь…

В Баварии еще и Мюнхен есть.

Фрауэнкирхе. Твой оргельконцерт:

один – за сорок патефонных лет.

На съемки изнутри – еврозапрет.

Но на любовь – у нас запрета нет!

Я музыку снимаю наугад,

прикрыв программкой фотоаппарат,

и ходит «Никон» мой, как метроном,

в такт моему дыханью ходуном.

А в витражах запутавшийся свет

идет за партитурой, как мотет.

Вот-вот закаплет дождь, хоть слезы все

в Уральской затерялись полосе…

И был евромайдан. Мариенплац.

И, словно автоматы – клац да клац, —

давил на спуски гаджетов своих

народ честной на фоне местных кирх.

И подле ратуш рынок, как причал,

всю еврозону колой привечал.

И где-то там, в сортире ресторана,

сидела стражем девушка из Ганы

и плакала, мобильник свой включив,

под африканский видеомотив,

и бюст ее не местный ходуном

дыханью в такт ходил, как метроном…

Опять не то… Скажи мне, шпильман Бах,

допустим, ты бы жил в других краях,

в другое время, слушал бы битлов,

«Лед Зеппелин», «Дип Пёрпл» и «квинов»;

стишки кропал бы, изнуряя стол,

и от «Пинк Флойда» к Баху перешел;

чи