Семнадцать о Семнадцатом (сборник)
Евгений Анатольевич Попов
Ольга Погодина-Кузмина
Юрий Васильевич Буйда
Алиса Аркадьевна Ганиева
Виктор Олегович Пелевин
Ольга Александровна Славникова
Ирина Лазаревна Муравьева
Герман Умаралиевич Садулаев
Ольга Брейнингер
Антон Секисов
Платон Беседин
Глеб Диденко
Владимир Сергеевич Березин
Мария Викторовна Панкевич
Эргали Эргалиевич Гер
Валерий Борисович Бочков
100-летию Октябрьской революции посвящаем
В книге собраны рассказы русских писателей о Семнадцатом годе – не календарной дате, а великом историческом событии, значение которого до конца не осмыслено и спустя столетие. Что это было – Великая Катастрофа, Великая Победа? Или ничего еще не кончилось, а у революции действительно нет конца, как пели в советской песне? Известные писатели и авторы, находящиеся в начале своего творческого пути, рисуют собственный Октябрь – неожиданный, непохожий на других, но всегда яркий и интересный.
Семнадцать о Семнадцатом (сборник)
© Березин В. С., 2017
© Беседин П., 2017
© Бочков В. Б., 2017
© Брейнингер О., 2017
© Буйда Ю. В., 2017
© Ганиева А. А., 2017
© Гер Э., 2017
© Диденко Г., 2017
© Муравьева И. Л., 2017
© Панкевич М. В., 2017
© Пелевин В. О., 2017
© Погодина-Кузмина О., 2017
© Попов Е. А., 2017
© Садулаев Г. У., 2017
© Секисов А., 2017
© Славникова О. А., 2017
© ООО «Издательство «Э», 2017
Виктор Пелевин
Хрустальный мир
Вот – третий на пути.
О милый друг мой, ты ль
В измятом картузе над взором
оловянным?
А. Блок
Каждый, кому 24 октября 1917 года доводилось нюхать кокаин на безлюдных и бесчеловечных петроградских проспектах, знает, что человек вовсе не царь природы. Царь природы не складывал бы ладонь в подобие индийской мудры, пытаясь защитить от промозглого ветра крохотную стартовую площадку на ногте большого пальца. Царь природы не придерживал бы другой рукой норовящий упасть на глаза край башлыка. И уж до чего бы точно никогда не дошел царь природы, так это до унизительной необходимости держать зубами вонючие кожаные поводья, каждую секунду ожидая от тупой русской лошади давно уже предсказанного Дмитрием Сергеевичем Мережковским великого хамства.
– И как тебе не надоест только, Юрий? Уже пятый раз за сегодня нюхаешь, – сказал Николай, с тоской догадываясь, что товарищ и на этот раз не предложит угоститься.
Юрий спрятал перламутровую коробочку в карман шинели, секунду подумал и вдруг сильно ударил лошадь сапогами по бокам.
– Х-х-х-а! За ним повсюду всадник медный! – закричал он и с тяжело-звонким грохотом унесся вдаль по пустой и темной Шпалерной. Затем, как-то убедив свою лошадь затормозить и повернуть обратно, он поскакал к Николаю – по пути рубанул аптечную вывеску невидимой шашкой и даже попытался поднять лошадь на дыбы, но та в ответ на его усилия присела на задние ноги и стала пятиться через всю улицу к кондитерской витрине, заклеенной одинаковыми желтыми рекламами лимонада: усатый герой с Георгиевскими крестами на груди, чуть пригибаясь, чтобы не попасть под осколки только что разорвавшегося в небе шрапнельного снаряда, пьет из высокого бокала под взглядами двух приблизительно нарисованных красавиц сестер милосердия. Николай с кем-то уже обсуждал идиотизм и пошлость этого плаката, висевшего по всему городу вперемежку с эсеровскими и большевистскими листовками; сейчас он почему-то вспомнил брошюру Петра Успенского о четвертом измерении, напечатанную на паршивой газетной бумаге, и представил себе конский зад, выдвигающийся из пустоты и вышибающий лимонад из руки усталого воина.
Юрий наконец справился с лошадью и после нескольких пируэтов в середине улицы направился к Николаю.
– Причем обрати внимание, – возобновил он прерванный разговор, – любая культура является именно парадоксальной целостностью вещей, на первый взгляд не имеющих друг к другу никакого отношения. Есть, конечно, параллели: стена, кольцом окружающая античный город, и круглая монета, или – быстрое преодоление огромных расстояний с помощью поездов