Мандарины, или Ролевые игры для тех, кому за… БДСМ-рассказы

Софи Ренар

Вся наша жизнь – игра. (с) А секс – игра по своей сути, только ролевая. В книге собраны новеллы, раскрывающие, по замыслу автора, суть ролевых игр, в контексте БДСМ-отношений.

Мандарины, или Ролевые игры для тех, кому за…

БДСМ-рассказы

Софи Ренар

© Софи Ренар, 2017

ISBN 978-5-4485-3284-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

…Ты мне дал больше чем страсть, больше чем влюбленность, больше чем боль – ты мне дал Жизнь. Я смотрела раньше до тебя на мир, и не видела его. Вместо мира вокруг – глубокий колодец, засасывающий пустотой. Ты подошел, сказал: оглянись. И я оглянулась. Деревья, небо, трава, цветы- помнишь, ландыши? Дороже них – простых, лесных, уже увядающих – у меня цветов никогда не было. Я их долго потом хранила…

Ты мне дал лучшую меня, бОльшую меня – меня-женщину. Я до тебя такого не чувствовала, так не хотела, не желала – занималась измышлизмами, сапио-секшуал – могла только думать, а не сходить с ума, могла только томиться, а не разрешать себе быть собой. Я

убеждена твердо, что человек, скрывающий от себя свою темную сторону обречен на глобальнейший жизненный катаклизм. Во мне эта темная сторона, как ни крути, блядство. Ты мне не то что открыл это – ты РАЗРЕШИЛ мне быть такой. Разрешил быть – собой, разрешил мою суть, то, чем я являюсь. И говоря: да, я твоя, да я ВАША шлюха – лгала я? Нет. Потому что это было правдой и останется правдой. Я могу быть только с тобой, другой – не позволит, другой – не поймет. Ты поймешь…

Мандарины, или ролевые игры для тех, кому за…

Мандарины закончились.

Я обошла 3, нет, 4 супермаркета – их нигде не было. Раньше лежали – ну так себе, не роскошными грудами, конечно, но лежали, и тут вдруг исчезли буквально за один день. Я подозревала семьи эмигрантов бывшего Союза.

Предновогоднее (всегда – новогоднее, не рождественское) время, мандарины – символ, раскупили, небось, еще грузовиками на подходе.

Приближался праздник. Он опрокидывал елку и подставку для зонтов в прихожей. Кот, бессловесно позволивший обернуть себя гирляндой, засовывал морду в пакеты, встречал его радостно потому как индейка; а я, ногой отодвигающая кота, другой ногой стряхивающая сапог, рукой набирающая номер, второй рукой поднимающая подставку, безуспешно пыталась дозвониться.

Разница 8 часов, пересадка в Лондоне на три часа, связи еще нет, значит, не успел пройти контроль, мандаринов уже нет.

Иногда мне казалось: все, что я умею, – это ждать. Немного готовить, немного говорить на трех языках, пишу лучше, немного – самую чуточку и иногда – обниматься.

Ждать приходилось по несколько дней вначале, по десять часов потом, но каждый день, по несколько месяцев спустя годы.

Я писала – все лучше – свет мой!

Свет мой, сегодня я освобожусь после 9.

Свет мой, пожалуйста, мне хочется в следующий раз – больно.

Свет мой, любовь моя, я готова.

И мы уезжали, улетали, прилетали обратно. Мы взрослели и старели вместе, пока однажды, где-то в глубине комнаты, где за кроватью за нашими спинами, точнее за моей, я была тогда сверху, не оказалась зеркальная стена и я не разглядела смешную маленькую толстую женщину с (клянусь – увидела!) седеющими волосами.

И все прекратилось.

То есть, улетали-то прежнему. И прилетали тоже. И он работал, и я работала, и кот наш жирел и опрокидывал каждый год елку, просто я собой перестала быть, вот что.

Вся розово-кружевная (детская) и черная кожаная (взрослая) хрень была выброшена или похоронена на дне комода, я выключала свет, задергивала шторы, закрывала глаза – потому что боялась зареветь и сломаться, и все ему рассказать, я всегда и все ему рассказывала, а он только хорошел со временем как вино, не всякое, а такое – благородное, у него этого благородства было через край, и консервативности тоже, и он благородно и консервативно бы приложился к ручке и сказал что-то лукавое, немного старомодное и очень насмешливое, потемневшей запыленной ничем не выдающейся