Ведомые

(Посвящается Е. и Н. Рерихам)

Двух лебедей возвышенная стать,

Двух путников связующая нить.

В его природе – говорить и знать,

В ее природе – чувствовать и быть.

От вещих снов – до гималайских троп,

От Лао Цзы – до Эмерсона строк:

Ему понятно все, что зримо ей,

Влекомой в даль вселенских кораблей.

И создавались вещие холсты,

И строились воздушные мосты,

И в странствиях мужали сыновья,

И мир сиюминутностью сиял.

В тысячелетьях затерялись дни,

В эпохе годы – словно белый шум,

Но молод Инд и свеж священный Нил,

Казнит тиран – и вечно весел шут.

Что две песчинки в скопище песка?

Два вздоха – в беспредельном сонме душ?

О чем-то незаметный пересказ

Кому-то в непридуманном саду?

Но не согласен с логикою цифр

Дух, облеченный в мимолетность форм,

Одевший вечность, пестроту и цикл

В замысловато вьющийся узор.

В поток сантаны, в мир мгновенных дхарм,

Стирая грани, множа имена,

Где бытие – не склад застывших карт,

А вечно обновленная волна.

Так в оный век, родившись на Руси,

Став гражданами мира и любви

Земле явились с вестью светлых сил,

Диадой совершенных половин.

………………………………………………….

Как забывают нежное «давно»,

Как затихают, празднуя момент,

Как пьют познанья терпкое вино,

Как льют из боли Веры монумент,

Разнообразно, каждый миг в ином

Наряде чувств от нового штриха,

Подобьем струн, трепещущим звеном

Меж полюсами блага и греха

Они чего-то ждали. Моря зыбь

Перемещалась в световую грань

Слиянья с небом. Их немой призыв

Менял тона, в неведомом играл.

В разноголосье сект, религий, школ

Вновь проступал, как кровь, один вопрос,

Из детства прозвучал, но не нашел

Разгадки ум в уколах тубероз:

«Что есть реальность, Истина и Бог?»

И был ответ – и не было его…

Пульсировал в веках священный слог

Меж полуправдой рек и берегов.

Вдруг крылья разноцветных парусов

Возникли над притихшей синевой:

Семь кораблей, семь безмятежных снов

Скользили по летейской глади вод.

«Сатори, Я есть Истина и Бог» —

Ронял мужчина мантр семена.

Движенья фантастический итог

Не ведал он, но видела она.

Казалось: зрим трехмерности предел.

Накручивая лет, событий суть

Диск пустоты в бесплотный мир идей

Материи трепещущую ртуть

Переносил так, словно воду пил

Огромный – и насытиться не мог,

Живую сущность обращая в спил

Ее значенья, в мысль застывших строк.

В нем в прошлом спит текущего росток —

И тут же зрим грядущего виток.

Двумерные, вне формы имена

Не видел он – но видела она.

И миг дышал в прикосновенье сфер,

Переживая зыбкое «теперь»,

За ним – необъяснима пелена.

Он знал об этом – видела она.

Уж парусов нетающая взвесь

Переливалась в вечное «не здесь» —

Лишь сердца отклик, небо да волна…

Он знал об этом – видела она.

…………………………………………………….

Он не был зрячим в царствии слепых,

Лишь угадал сцепление звена…

Одев песок в серебряную пыль,

Ждала какой-то ясности Луна.

Художник брал палитру, кисти, холст,

Поэт преображал пейзаж в слова,

О, не клише – к сознанью хрупкий мост

Ваял творец, себя переливал

В границы формы видимых вещей,

В них отражая изначальный свет;

Не отражал – но обращал существ

Из листьев перевернутых ветвей

Космического древа – в корни, в суть

Его природы, в сокровенный лик,

Мелькнув тропинкой в сумрачном лесу,

Разгадкой тайн неведомой земли.

Он ощущал, что Бог лишь отражен

В его мазках и строках, в днях и снах,

Чурленисовским вогнутым ужом

Над ним висел (он это твердо знал).

Был Кришной, Шивой, Мория, Христом —

И в то же время ни в одном из них:

Незримый царь на красочный престол

Взошел – и все доступно объяснил —

Но лишь венец искал в привычном глаз,

Лишь прописей в звучанье жаждал слух:

Каких-то возносящих душу фраз.

Цветов добру и наказанья злу…

Корону солнца, скрытого луной —

Вот все, что разум мог запечатлеть

На многотрудном поприще земном,

Блик Истины впустив в златую клеть.

То мог художник – ей же, зрящей вглубь

Одно лишь было – видеть и молчать:

Жив