Назад к книге «Основной вопрос русской философии» [Дмитрий Герасимов]

Основной вопрос русской философии

Дмитрий Герасимов

В книге рассматриваются исторические условия формирования русской философии. На основании внутренней логики и незавершенности ее развития ставится задача пробуждения русской мысли, но не через отталкивание от современности, а, напротив, через соединение с нею как феноменом, непреднамеренно порождаемым христианством.

Основной вопрос русской философии

Дмитрий Герасимов

© Дмитрий Герасимов, 2019

ISBN 978-5-4483-1949-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Основной вопрос русской философии[1 - Впервые: Герасимов Д. Н. Исторические условия возникновения и основной вопрос русской философии // Наука, религия, образование (тематический сборник). Уфа: Уфимский государственный институт сервиса, 2005. С. 119—134.]

Главную причину особенного, внеисторического характера русской культуры, а следовательно, и русской философии следует искать в несформированности христианской мысли, отсутствии школы рационального мышления в христианстве. Последнее было предопределено бесписьменным характером древнерусской культуры, к которой искусственным образом прививалось богатейшее древо христианской письменности и связанной с ней мысли. Неравные стартовые условия, связанные с наличием глубокой языческой традиции, составившей интеллектуальную оппозицию на Западе, и отсутствием таковой в Восточной Европе (христианскую книжность на Руси просто не с чем было сопоставить), в дальнейшем сильно повлияли на процессы христианизации двух культур, сформировали различные пути христианского Востока и христианского Запада.

Позднее образование государства и недолгий период существования крупных городов не способствовали появлению языческого текста[2 - На родоплеменном уровне, как показывает история многих народов, письменная книжная культура даже при существовании примитивных письмен (на Руси такими, вероятно, являлись знаменитые «черты и резы») не зарождается (Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР с древнейших времен до конца XVII в. / Отв. ред. Э. Д. Днепров. М.: Педагогика, 1989. С. 27—28).]. Пришедшие на Русь вместе с христианством письменность и книга не имели стимула идейной дискуссии и не могли существенным образом повлиять на развитие культуры, основной массив которой и много веков после принятия христианства продолжал транслироваться прежним – дохристианским, доцивилизованным – способом, характерным для всех родоплеменных обществ – через устный рассказ, различные «художества», пение, сказку и т.п., исходившими из родового, мифологического сознания, свойственного языческой культуре. Христианское просвещение не могло затронуть глубочайшие слои народной души, оставшейся во многом языческой и по сей день, не потому только, что даже простая грамотность была мало востребована сначала древнерусским (допетровским) обществом, а затем и петровским просвещением, охватившем небольшую культурную прослойку, а потому прежде всего, что сама культура в том, в чем она и держалась – в народном, культурном сознании, не нуждалась в книге и чаще всего рассматривала последнюю в качестве не своего собственного, а основания «другой», хотя и более «высокой», но привнесенной (и в этом смысле – необязательной), сначала церковной («греческой»), а затем и западной («латинской», «немецкой» и т.п.) культуры.

Точно так же и в христианстве бесписьменная культура восприняла прежде всего то, что в нем самом было бесписьменного – культ и обряд. Так в русском христианстве на первый план выдвинулись основы не концептуальные, а внешние и производные от них. Христианство было воспринято прежде всего «сердцем» (эстетически), а не мыслью (с включением рациональных структур), мысль так и осталась нехристианской или даже дохристианской – синкретичной по форме и языческой по содержанию (духу). Образовалась устойчивая традиция недоверия к рациональному мышлению, лишь по видимости отражавшая христианскую направленность мысли: «Аз бо не во Афинех ростох, ни от философ научихся, но был падая аки пчела по различным цветом и оттуду избирая сладость словесную,