Катулл – таинственный ребенок

Читая Гая Валерия Катулла, спустя уже тысячелетия с веками, я постоянно ловлю себя на мысли, что поэты в ту пору, как, впрочем, и сейчас, пребывают в состоянии странного и безумного детства, что позволяет им видеть мир глубже и острее, и быть от этого более дерзкими и откровенными, какими и бывают все дети. Именно дети постоянно сравнивают одни вещи с другими и постоянно их анализируют, создавая в языке удивительные метафоры. Так в своём стихотворении «К Колонии» Катулл сравнивает сладость женщины не просто с гроздью винограда, а с черным гроздом, черный грозд – это один из самых замечательных сортов красного винограда в древнем Риме, имевшего самые большие гроздья, по всей видимости, поэт видел перед собой молодую жену, имевшую большую пышную грудь, опьяняющую его своей красотой. Ещё Катуллу, как ребёнку, была присуща смелость, доходящая порой до безумного хулиганства и дерзких оскорбительных шуток. Именно такими шутками и были его стихи, посвященные Квинту Метелле Целеру, сенатору, происходившему из знатного римского рода, который, кстати, был его «патроном», «шефом», т.е. человеком, у которого Катулл служил. Именно какая то служебная подоплёка и привела Катулла к злому высмеиванию в стихах сенатора Целера. При этом, Катуллл пожаловал ему в стихах другую «должность» – mentula, – выражение столь впечатляющее, что точный его перевод заставляет многих переводчиков или вставлять осколок – «х…”, или переводить всевозможными эвфемизмами – от «хлыща» (в переводах Афанасия Фета) до «хрена» или оставлять без перевода в русской транскрипции. Но в моем переводе этого стихотворения именно «хрен» оказался более приемлемым эвфемизмом.

В любви Катулл являет образец страстного и святого горения сердца. Именно таким образцом стала его любовь к Лесбии, именно так Катулл называл свою возлюбленную Клодию, которая однако не была невинной девушкой, а была замужней женщиной из знатного рода и имевшая множество любовником, одним из которых и был сам Катулл. Вместе с тем, Катулл, судя по его стихам, имел самую продолжительную любовную связь с Клодией – Лесбий, и его посвящения не только самой Лесбии, но и ее ручному воробышку стали его самыми лучшими стихами, донесших до нас живое и пленительное дыхание его страсти. На протяжении двух тысячелетий творчество Катулла подвергалось исключительному гонению и нападкам. Его стихи на кострах сжигались средневековой инквизицией, а имя поэта звучало в безумных проклятиях верующих и безграмотных фанатиков. Любовь в любом художественном творчестве всегда была предметом осуждения страдающего от её отсутствия человечества. Именно поэтому так и дороги стихи Гая Валерия Катулла, что пройдя через огонь тысячелетий, смогли войти в наше сердце и прикоснуться к нему самой чистой и светлой своей стороной – детской искренностью и любовью к женщине, к подруге, к матери, к любовнице и к Отчизне.

От переводчика

К своему поместью

Так ты, Сабинский иль Тибурский,

Кусок моей распаханной земли,

Тибурским люди называют тебя с чувством,

Чтоб не лишать Катулла сладостной любви,

Другие спорят, что кусок Сабинский…

Да хоть Сабинским, хоть Тибурским будь,

Близ города ты с домом самый близкий,

Освободил я здесь от кашля свою грудь,

А виноват был в том обильный ужин

И его принявший вмиг живот,

Поскольку с Сестием я очень дружен,

То в гостях речами потчевал народ…

На Анция узревшего вину

Я посылал заразу и чуму,

Но тут сопли потекли, и кашель рвет,

Я побежал к тебе, мой огород,

Ты исцелил и тишиною, и крапивой,

Из-за тебя я стал здоровым и счастливым,

Ну, а если вдруг от Сестия прилипнет

Ко мне та хворь ужасная опять,

То от меня к нему обратно прыгнет,

Без его дурацких чтений благодать…

Примечание к стиху: В этом стихотворении Катулл не щадит ни самого себя, ни П. Сестия, народного трибуна, политического сторонника Цицерона, но весьма плохого, (по свидетельству того же Цицерона) стилиста, пригласившего Катулла на роскошный ужин. Соблазненный чревоугодием, Катулл из вежливости не хотел, вероятно, явиться к Сестию, не ознакомившись с п