Меж бездной и историей

И открылись причины сами собой

«Душа в раскрытый космос опрокинута…»

Душа в раскрытый космос опрокинута,

Летит над поделенною Землей,

Где в одиночестве была покинута,

Как в клетке, обреченная судьбой.

Нигде – границ, лишь светятся туманы,

Да и сама Земля – участник тех

Великих катастроф – законов странных,

Чья цель – иная, чем лишь наш успех.

Первый космический полет

Чем захлебнулся у телевизора

Всякий живущий на трудной земле?

Что отпустило, чем сердце пронизано,

Слез облегченья сдержать не сумев?

Это – уход в Иное Гагарина!

Может быть, все мы оттуда пришли?

Мир, где разладом мы не были ранены,

И было открыто величье причин.

НЛО

Нервы все взбудоражены, обнажены

Всею голой Землей – беззащитно пред небом.

Что обещано диском света живым

Бьющим прямо в фонарь самолета нелепо?

Вдруг из диска лазерный луч на волне

Опустился на почву загадки-планеты,

И расширился конус его, побледнев,

Обнажив отчетливо наши приметы.

Как сильна гуманоидов сила луча —

Одинокость вселенной, далекой от дома.

Луч поднялся, и нас ослепил, не леча,

Белой вспышкой в кругах цветных обездонив.

Это правда? Космический голос глубин

Весь громадно чуток и осторожен.

Что он ищет – какой небывалой судьбы?

Чем взволнован я, в космосе не отгорожен?

И пришелец смутился, от нас отлетев,

И в зеленое облачко вырос непленно,

И летел в карауле, храня в чистоте

Неизвестную жизнь у края Вселенной.

Астронавт

Как это страшно – не на Земле

Жить, о ее угрозах не зная, —

И вдалеке не ведать о зле,

Далью его миражи развевая.

Что же дальше? В иное прорыв?

Вакуум, холод – среда обитанья?

Там, в невесомости, страшны дары,

Необратимость в земные страданья.

Легкие – крыльев моих пузыри,

Хрупкие кости и тонкие ноги.

Где-то на дне атмосферы Земли

Предки остались в начале дороги.

Как земноводные, стали чужды,

Нет, и не вспомнится близость былая.

Только лишь в памяти – прежняя жизнь,

И теплота, что нас вместе сбивала.

«Да мыслимо ли исправлять миры?»

Да мыслимо ли исправлять миры?

Какая мука у звезды сверхновой,

Когда поля вопят, летя во взрыв,

Чтоб стихнуть в бездне пылью одинокой?

Они сражались до конца, дыша,

Но подчинились бытия движенью.

И мы, свободной волей жизнь круша,

От боли корчимся, ища спасенья.

И открываем связи с той звездой,

Как будто тем помочь себе мы можем…

А может быть, и наше поле ждет

Та боль свободы взрыва безнадежной.

«И снова – путь из города в мой сад…»

И снова – путь из города в мой сад

От боли отвлеченьем – мимо, мимо.

Как ярко догорает листопад!

Уходит что-то в нас необратимо.

И снова – первозданный чужд хаос —

В сиянье света лунного вполнеба

Рыхлятся облака – пространство грез,

Торжествен дивный космоса молебен.

И, вырванный давно из духов тьмы,

Зарей на горизонте – город прочен,

И лишь вовне, за городом, томит

Остаток первобытных одиночеств.

Сиянье, перистость, провалы дыр…

Как небывало близко воскресенье!

Как долго уходил слепой наш мир

В самоустройств разорванных паренье!

И все же строит нас инстинкт Творца —

Асфальт шоссе уходит в ту же тайну.

Та одинокость пред сияньем царств —

Меж бездной и историей стоянье.

В свободу небывалых катастроф

Уходит взгляд, и все в глазах поплыло.

Летит он в светлый и бездонный ров,

Где так легко исчезнет все, что было.

«Что в скорби, глубоко засевшей…»

Что в скорби, глубоко засевшей,

Как в мироздании порок?

Хотя земля в цветенье вешнем

Рождений влажных – в рай порог

«История живет в сознании…»

История живет в сознании,

В проекциях его пути,

Рожденных бредовыми снами,

Где полных истин не найти.

Обрывочна, рождаясь зыбко,

Как движущиеся облака,

Уходит, оставляя слепки

Лжи образа в словах, руках.

«Творцы: мир современный – ходуном…»

Творцы: мир современный – ходуном,

И в форме не застыл для обобщений;

Певцы: о красоте лишь об одной,

Как бы она – не из смертельных щелей.

Плановики: на боль – ножами схем,