От автора
«Две бездны с двух сторон небытия зияют» – так поэт Омар Хайям обозначил границы уникального явления, называемого человеческой жизнью. Из первой бездны я вырвался в начале декабря сорок четвертого года…
Но что же помню о том своем «бытие» вблизи границы жизни?.. Ничего. Лишь рассказ родителей, что родился в лагере военнопленных немцев, расположенном в поселке Харьковского тракторного завода… Так уж случилось, что с детских лет упорно стремился в небо, но чаще «падал вниз стремительным домкратом» с ощущением края бездны, из которой нет возврата.
Свою исповедь осмелился изложить лишь под занавес, да еще под псевдонимом (девичья фамилия мамы). Почему?..
– Я думал, знаю тебя, как самого себя. Оказывается, совсем не знаю, – сказал мне давний армейский друг и поэт Саша Дудеев, когда прочел рукопись моего первого романа «Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу».
И вот их уже четыре, да еще два цикла рассказов, не считая с десяток детских…
Так кто же «живет» в них под псевдонимом Анатолий Зарецкий – реальный Я или все же собирательный образ?
Скажу только, «вычислить» это не смогли даже специалисты из РКК «Энергия» имени С. П. Королева, которой отдал 20 лет. Лишь отметили, что «автор либо сам работал в организации, либо близко знаком с людьми».
Еще как знаком! И не только с людьми, но и с делом, которое очень любил, но вынужденно оставил.
Подружки детства моего
Как-то раз, теплым летним утром, вышел на лестничную площадку и от удивления застыл на месте – на широком низеньком подоконнике сидела девочка. Прямо перед ней в ворохе тряпья с важным видом восседала огромная кукла, а девочка кормила ее воображаемой едой из маленького блюдечка…
Но суть и детали увиденного осознал позже, а пока поразила необычность события – откуда в нашем лагере дети!.. Ведь все шесть лет маленькой жизни был единственным ребенком в зоне, где содержали немецких военнопленных (не считать же, в самом деле, младшего брата, который и говорить-то не умел). Здесь, в этом замкнутом мирке за колючей проволокой, я родился и жил, не видя никого, кроме взрослых. А тут сразу два ребенка, да еще таких, как я (поначалу и кукла показалась живой – она была с нас ростом, и, я слышал, как девочка ей что-то говорила).
– Ты откуда взялась?! – громко спросил кормящую девочку.
– Что ты кричишь? Разбудишь маленькую, – сделала замечание «мама», – Я здесь живу. Вон там, – показала она на дверь, которая до сих пор всегда была заперта на ключ. Теперь же она приоткрыта, и оттуда доносились голоса.
– Это кто здесь воюет? – вышла из двери женщина, – Ах, похоже, наш новый сосед… Тебя как зовут, мальчик? – спросила она, поглаживая меня по головке.
– Толик! – сердито ответил ей, обидевшись, что незнакомая тетя назвала меня «новым соседом», в домике, где живу уже с самой зимы, – Я не воюю, а только спросил.
– Девочку зовут Любочка, а ее куклу – Дуся, – представила обеих настоящая мама.
– Так она не настоящая? – показал я на куклу. Женщина рассмеялась:
– Конечно, не настоящая. Это кукла, – пояснила она, – С ней можно играть. Любочка тебя научит. Играйте, а я пойду. Только не ссорьтесь. Лучше дружите. Любочка будет тебе подружкой, а ты ей другом.
– Хорошо, – пообещал ей, пытаясь понять смысл впервые услышанных слов «подружка», «друг».
– Давай играть, – предложила девочка, когда ее мама скрылась за дверью, – Ты будешь папой, а я мамой. А Дуся будет нашей дочкой. Хочешь ее покормить? – протянула она игрушечную ложечку.
– Не хочу, – ответил ей, искренне сочувствуя Дусе, которая оказалась куклой, – Эта игра мне не нравится.
– Почему? – удивилась Любочка, – Очень даже хорошая игра… Дочки-матери. Я всегда в нее играю… А ты, какие игры знаешь?
Я никаких игр не знал, кроме той, в куклы, в которую однажды играл с большими девочками, и которая тогда очень не понравилась, а потому лишь неопределенно пожал плечами. И тут увидел, что снизу по лестнице к нам поднимается мой приятель – переводчик гер Бехтлов.
– Гутен таг, хер Бехтлов! – радостно поприветствовал его.
– Гутен таг, Толик, – ответил тот, – А это что за девочка? – улыбнувшись, спросил он, кивнув в сторон