Часть первая

Истинный червь – не тот, что в яблоке, а тот, что ест тебя.

    Народная мудрость

1

Природа не играет по нашим правилам и не сверяет время с нашими часами. Эти слова Кирилл услышал от кого-то очень давно, но много лет так часто их повторял, что считал своими. Вот и сегодня, ещё окончательно не проснувшись и не раскрыв глаз, он сквозь мутную дрёму в очередной раз вновь убедился в их справедливости: начало дня не предвещало ничего хорошего. За окном слышался монотонный шум дождя, который вместе с городской пылью смывал обещанный дочери зоопарк. Он шуршал успокаивающе, этот шорох дождя, он будто шептал: не спеши, торопиться некуда.

Кириллу опять сегодня приснился молодой и весёлый друг Витя, который вновь повторял давно известные, очень простые и понятные слова: «Может спасти только любовь. Запомни, Кира. Только тебе нужна не просто любовь, а любовь девушки особенной, черноглазой цыганки». Говорил негромко, говорил своим неподражаемым прокуренным голосом и спокойно смотрел сквозь заросли длинных слегка волнистых белых волос, как болонка, но взгляд его тёмных глаз пробивался сквозь эту чащу и даже во сне будоражил, жёг насквозь. Кирилл что-то ему отвечал, невпопад возражал и спорил, в этих снах они подолгу разговаривали, казалось – всю ночь. Почему-то всегда в полной тишине, хотя в этом сне они сидят на берегу бурной речки, и видно, как вода с силой налетает на камни, как она взбивается в белые пенистые барашки, которые на перепадах высоты сливаются в большие пенные стада; ниже по течению водяные стада бесшумно сбегаются друг с другом и превращаются в кучевые облака из кипящей ледяной воды, потихоньку растворяясь в небесной синеве ниже по течению. И кроны сосен, под которыми они сидят, совершенно беззвучно колышет ветром. А больше никого и ничего нет. Будто больше вообще ничего не существует – только они вдвоём и эта речка, и эти сосны в бескрайней пустоте пространства. После такого сна Кирилл всегда просыпался уставшим, вымотанным.

В последнее время будоражащий его сон повторялся отчего-то всё чаще и чаще. Это казалось странным: Кира не забыл своего рано ушедшего друга, нет. Напротив, регулярно вспоминал о нём все прошедшие девятнадцать лет. Он помнил их последний разговор на берегу Вуоксы, однако раньше сны с Витькиным участием ему не снились ни разу.

Ему приходилось слышать что-то о повторяющихся снах, что-то не особенно хорошее, оттого он всякий раз старался отогнать от себя остатки сна, как туман, как наваждение. Хотя какой-то формальный повод для игры разума спящего человека должен существовать, это Кирилл понимал. Тем более – повтор, уж слишком крепкая «зацепка» бессознательного, переплетение придуманного мозгом, нереального, с когда-то действительно произошедшим.

Получалось, что этот сон – крепко застрявшие в дальних уголках мозга осколки старого, очень старого разговора, который хотелось забыть, но теперь отчего-то регулярно напоминавшим о себе, причём в какой-то сильно запутанной и искажённой форме: в те, давно прошедшие времена, они с Витькой ни о каких цыганках не говорили. А в этих снах друг всегда повторял о любви странной цыганки, которая Кириллу чем-то поможет, – сам при этом улыбался снисходительно и сочувствующе, будто понимая сложность исполнения собственного совета: «Ты встретишь черноглазую девушку. Помоги ей, Кира. Она поможет тебе, а ты спасёшь её». Больше к моменту пробуждения ничего не запоминалось, в памяти почему-то оставались именно эти слова о цыганке, которые хотелось побыстрее отогнать от реальной жизни, смахнуть ладонью, чтобы не зудели, словно надоедливый комар.

Что касается любви к непонятной черноглазке – во времена «после Тани» он не помышлял о сколь-либо серьёзных отношениях с другой женщиной, будь она хоть с серыми, хоть с карими глазами, и тем более цыганкой. Он не любил цыган вообще и цыганок в частности; в его молодости настырные развязные цыганки приставали на улицах почему-то именно к нему, безошибочно выделяя из толпы людей. Они приставали и доставали его до тех пор, пока Кира не научился отбиваться от них несколькими простыми грубыми словами.

Упрощая, для се