Абсолют

Александр Вензиковский

В произведении описываются история одного молодого человека и некая борьба между окружающим миром и миром грез, которая учит его ходить по краю.

Абсолют

Александр Вензиковский

Когда прощаешься с течением времени, но не перестаёшь жить ожиданием.

© Александр Вензиковский, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Притяжение

Я вышел из дома, похожего на те, в которых живёт большинство из нас, держа в руке обычную дорожную сумку. Преодолев порожек с двумя ступеньками, разбитыми чрезмерным гнётом каблуков, я заметил ожидающего меня таксиста, который лениво покидал свой автомобиль, стремясь услужливо открыть вымаранный по самые вершки багажник. Я сдёрнул с головы капюшон и, задрав голову к небу, дабы окончательно проснуться, вдохнул холодного воздуха, заигрывающего с моим изнежившимся за ночь телом. До рассвета оставалось ещё два часа, но средь городских огней уже начинал пробиваться свет блуждающих по округе окон, которые то и дело появлялись и повисали в воцарившейся над головой тишине, будто лишённые небосклона звёзды.

Это была золотая пора, последние деньки уходящей осени, когда ещё малейший свет деревья колыхает в переливах и томные мурашки крадутся по спине.

Я бросил сумку в вычурный багажник, забитый доверху каким-то барахлом, и, осторожно присматриваясь к асфальту, над которым некоторое время назад с избытком поиздевался дождь, занял пассажирское кресло.

– Что? – переспросил меня таксист.

Это был молодой человек, чуть старше меня, с уставшим, осунувшимся до болезненного вида лицом, неумело изображённой улыбкой, унылый и, в общем, на первый взгляд довольно-таки неприятный, но при этом он обладал монументальной красотой, какую величаво водружают на высеченное из воспоминаний основание в пример дерзнувшим c доблестью выстоять свой век.

– На регистрацию успеем? – промямлил я, задействовав всю мощь дремлющего мозга, который не поспевал за языком и тот молол всё что ни попадя, возможно, из простой нужды размяться.

– Без проблем! – ответил он.

От дома, в котором я теперь жил, до аэропорта, единственного в городе, можно было добраться, следуя по двум основным маршрутам. Напрямую по главной артерии города, преодолевая десятки перекрёстков с бдительными до маразма светофорами, которые и ночью, жонглируя цветами, гордо наблюдают свысока, или же в объезд, где в отсутствии церберов порядка с не менее сомнительной при спешке перспективой тотально домовничает мрак. Тут уж как ни гони, всецело полагаясь на воображение, когда успех висит на волоске, а благодати вид взимает меньшее из зол, риск наудачу становится вдвойне опасен.

– А если всё-таки без приключений? – я пристегнулся, перекрестился и дважды проверил на прочность ремень.

Кинув исподлобья косой взгляд, полный пренебрежения, точь-в-точь как у приземистого зверя, какого без греха нарекают тварью за каверзность и скользкий нрав, таксист с надрывом, что было сил, за малым не переусердствовав, дёрнул за сгорбленный от старости рычаг, и машина вибрируя поехала.

Пока, умудрённый опытом, поглядывая на приборную панель, таксист тщательно делил расстояние на время, мы с театральной грацией обласкивали каждый поворот. Но то ли он где-то просчитался, то ли напоследок ему вздумалось немного пошутить, но машина, едва ли не снеся криволинейный брус при исполнении очередного пируэта, взвизгнула, оторвав от дороги все четыре колеса, и с грохотом плюхнулась на пузо. Я вжался в кресло, высчитывая метры.

Такой отборной брани таксисту ещё не приходилось слышать, мне же в столь ярком изобилии, как предполагалось, не должно было её знать. На этой ноте мы и распрощались.

Я вовремя прошёл регистрацию и вышел на посадку. Два автобуса выгрузили у трапа огромную толпу людей, и, словно тараканы, опасаясь света, они, сбиваясь в кучу, поползли на борт.

В то же время где-то за горизонтом наступал рассвет. Сияющие разводы властно захватывали высоту. Они оттесняли мглу, на несколько секунд зажигали звезды и тут же делали их частью чего-то большого, что вот-вот должно бы