Давно это было или недавно, не знаю, да и не важно, когда. Жил когда-то в уральских лесах маленький пушной зверь – Лисичка. О нем сегодня и расскажу я вам, мои юные друзья.

Зимой снег на опушках и полянках глубокий, пушистый, на солнышке искрится, то серебром отливает, то камнем драгоценным – бриллиантом – засверкает, ажно глаза блеск режет. Живи, да радуйся, прыгай по сугробам, играй и резвись среди пушистых елочек в березовом подлеске. Но радость тут невелика, да и та лишь для лыжников, дачников и прочих гуляк. Зверью лесному, которое зимой не спит, снег порой помеха. Вот и Лисичке нашему мышковать трудно, в глубоком снегу лапы вязнут, и следы мышиные на снегу быстро ветер своим шершавым языком зализывает, не отыскать. Жизнь у Лисички зимой нелегкая, впроголодь, бока вваливаются, глаза голодные, порой даже мерзлые грибы, выкопанные из-под снега, кажутся лакомством.

Лисичка был молод, и хотя эта зима была для него уже второй, но было одно обстоятельство, сделавшее эту зиму для него особенно сложной. Дело в том, что почти всю прошлую зиму Лисичка провел в дружной компании своих братьев и сестёр под опекой родителей – старого опытного Лиса и хитрой Лисицы. Частенько доставались малышам, да и старшим лисятам, потроха домашней птицы, а порой и нежное куриное или утиное мясо – старый Лис умел утащить с деревенского подворья самодовольного петуха, любопытную курицу или глупую неуклюжую утку. Потому и не было у Лисички нужды учиться мышковать, разве что для веселья и игры с другой лисьей малышней.

Закончилось все в один миг, в конце зимы.

Лисичка до сих пор ясно помнит резкий, кислый запах конской попоны, под которой он оказался в крестьянских санях, помнит широко раскрытые и странно неподвижные глаза старого Лиса прямо возле своей морды, неестественно вытянувшиеся вперед лапы хитрой Лисицы, ее красиво отливающую в лучах закатного солнца рыжую спину и небольшую красную капельку на носу одного из своих братьев. Он не помнит, как ему удалось выбраться из саней, сани своим брюхом волокли его некоторое время по разбитой снежной дороге, потом их тряхнуло на колдобине, и они стали удаляться. Довольные голоса мужиков, их веселый смех и лошадиное фырканье скоро стихли вдали, а Лисичка все лежал в колее, ощущая только жгучую боль в ободранном боку, ничего не понимая и не в силах пошевелиться от испуга, пока лапы сами не понесли его прочь, в лес, сквозь кусты, не разбирая дороги. Прочь, прочь, куда глядят его испуганные глаза и куда несут его заплетающиеся от страха лапы.