Постой

Андрей Хуснутдинов

Нередко, думая, что бежишь от судьбы, в действительности следуешь ее железному расписанию. Даже если ты заплечных дел мастер.

Постой

рассказ

Андрей Хуснутдинов

© Андрей Хуснутдинов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В «измайловской» Дельте у него оставался оплаченный до следующего полудня люкс, но он решил не показываться там, да и вообще забыть о гостиницах: базы данных регистратур уже наверняка шерстили. Поплутав с час по метро, он вышел на Бабушкинской. В торговых павильонах у подземного перехода промышляли сдачей квартир. Так, еще через полчаса, заполучив адрес, он шел в обход заваленного снегом Раевского кладбища к двенадцатиэтажке по Олонецкому проезду. Низкое ночное небо было затянуто мучнистой мглой, снежило.

На пороге подъездного тамбура его встретила старуха, как будто сошедшая с довоенной фотографии: в чиненом бушлате и больших валенках, вынуждавших держать ноги расставленными, так что осанка ее напоминала позу хоккейного вратаря, в пуховом платке, завязанном на затылке, она взяла и пересчитала деньги, затем потребовала паспорт и, уверенно разломив книжицу на нужной странице, скомандовала встать «на свет». Вельцев не только не выказал возмущения, но, подавшись к освещенному окну, стянул шапку с головы. Его физиономию на снимке старуха изучала дотошно. Что-то там ей явно не нравилось. Она шмыгала мясистым носом, дальнозорко щурилась и покусывала клыком нижнюю губу. Чувствуя, что начинает мерзнуть голова, Вельцев надел шапку, полез в карман за сигаретами, и тут увидел, что старуха рассматривает визы. Он хотел спросить, в своем ли она уме, но старуха опередила его, возвратив паспорт и дав отмашку следовать за ней в дом.

Стены подъезда хранили следы недавнего пожара. Новые двери квартир на первом этаже являли разительный контраст со всеми прочими поверхностями, либо закопченными, либо шелушившимися. Ключом, похожим на подкалиберные отмычки, которыми пользуются в поездах проводники, старуха открыла смотревшую в тамбур дверь и оглянулась, пропуская Вельцева перед собой. Он вошел.

Огонь в свое время вовсю похозяйничал и в прихожей. Это было ясно по новому пласту линолеума на полу, по новым обоям на стенах, по новой краске на потолке и той очевидной, хотя и расплывчатой грани, где все это новое и свежее, вдаваясь в квартиру, ограничивалось старыми, не тронутыми плазмой покровами.

– В общем, так – мимо унитаза не ло?жить, в ванну не ссать. На станке не курить, – напутствовала старуха из подъезда громовым полушепотом. – Отдыхай. Телефон в кухне. Если что, баба Агафья я… – И, прежде чем Вельцев успел опомниться, закрыла дверь. Ключ дважды повернулся в замке.

Вельцев подался обратно и шарил пальцами по двери. С внутренней стороны отпирающая ручка отсутствовала, была только шатавшаяся на шурупах скоба. В замочной скважине виднелся трехгранный стержень. Вельцев пошел в кухню, чтоб позвать старуху через окно, но, отдернув занавеску, обмяк: забранное решеткой и полыхавшее новогодней иллюминацией окно выходило на задний двор с кладбищенской оградой, подпираемой гаражами. Окно единственной комнаты, судя по планировке, смотрело туда же. Проверять это не было нужды, тем не менее, протиснувшись между крытой ковром кроватью и шифоньером, он заглянул за парчовую штору. На заслонявшем створ куске фанеры была наклеена фотография тропического водопада.

Расстегнув пальто, он сел на кровать и покачал задом. Мелкие недра отозвались заглушенным треском пружины. Комната пропахла табачным дымом. С грошовой люстры свешивался на шнурке игрушечный человечек.

Наверное, было даже и неплохо, что его заперли. Не переносивший одиночества в первые часы и дни после дела, он, отлежавшись немного, нынче бы наверняка отправился искать приключений на голову. Вчерашняя бойня в закрытом клубе на Тверской уже снилась ему…

– Это мышеловка. Я – сыр.

Вельцев, вздрогнув, обернулся на голос. В простенке за дверью, забравшись с ногами в облезлое кресло, сидела девица лет восемнадцати-двадцати, в цветастом узбекском халате и сбитой на ухо тюбетей