Режим Бога
Дмитрий Сергеевич Левочский
Перед вами небольшой сборник самых, как мне кажется, приличных рассказов, написанных за последнее время. Чаще всего сюжеты взяты из детства, школьной жизни. Детство девяностых годов оставило сильное впечатление, запомнилось надолго. Про него и стараюсь писать. Получается, как получается.
Режим Бога
и другие рассказы
Дмитрий Сергеевич Левочский
© Дмитрий Сергеевич Левочский, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Выйти
Важное явление в школе – право у каждого ученика выйти как минимум один раз во время урока. Право ценное: можно почти в любой момент остановить урок и получить несколько минут свободы и тишины. Выходят за разным. В туалет не выходят почти никогда. Чаще курить или выпустить эмоции наружу – на уроке нельзя. Школа во время такого выхода пугала тишиной. Это была тишина спящего улья, тишина опорного пункта милиции во время инструктажа. Чтобы как-то ее заполнить, я слушал музыку. В тот раз тоже слушал, хоть и садилась батарейка в кассетнике. Мне нравилось, что голос у певца постепенно теряет скорость и силу. Он устает, поет против желания. Наконец голос застревает как бы в густом киселе и можно возвращаться обратно. Расслабившись, я не сразу заметил движение за спиной. Я дернулся, но меня заметили. Это была самоубийца, о чем я пока не знал. Девчонка из старшеклассников. Звали-то ее как-то просто. Юля, кажется. Поразил ее колоссальный свитер – почти до пола. Больше на ней ничего толком не было. Свитер мешком, кроссовки и волосы светлые.
– Я не кусаюсь – а голос грубый, хриплый. Курили там здорово. – Я знаю. Просто неожиданно.
– Чего слушаешь? Дай послушать!
Она сама взяла один наушник и села рядом со мной.
Мы немного так посидели – я и самоубийца Юля на полу во время урока. Я все косил на нее глазами, пытаясь рассмотреть: какая? Юля была ничего себе. До того ничего себе, что я немного пожалел о том, что у нее в ушах именно это – умирающий голос, слов не разобрать.
– Воу… Воу… Воу… Мычит что-то, а что непонятно. Ты чего тут сидишь-то? Накурился? – Не, я не курю.
– А я курю. У нас недавно вечеринка была дома.
Я попросил рассказать про эту вечеринку.
Юля рассказала такую историю: все напились и накурились, а ей стало грустно. Она сидела вот точно также на полу, и вдруг из груди ее выскочила душа.
– Человечек такой небольшой. Как ребенок. Ручки, ножки. Я ее за плечи схватила и обратно в грудь.
Я начал любоваться Юлей издалека. Была какая-то порнографическая простота, с которой она разговаривала с учителями, со сверстниками. На школьницу она не тянула, но с ролью своей ничего сделать не могла.
Один раз, валяя дурака с одноклассниками, расшумелись сильнее обычного. Я был ни при чем, поэтому замечание от Юли получил мой товарищ по парте. Грубая Юля с вечной жвачкой во рту и микроскопическими зрачками, но красивая, как богиня, назвала его «мудила грешный». Я охнул и присел. Трудно понять, каково это – получить пощечину от такого вот ангела. Конечно, пристал к парню: «Ну как тебе? Ты жить-то теперь сможешь?».
Долго еще болталась в моей жизни. То на улице видал ее, распивающей водку. Один раз она на всю улицу, заметив меня, приглашала присоединиться. Я отказалася, и она прицепилась к моему собеседнику: «Ну бухни хоть ты со мной, Андрюшка! Андрююююшка! Андрюшка, хуй те в ушко!» – И сразу рассмеялась счастливым, добрым и невероятно заразительным смехом. Все тогда растворялось: и водка, и Андрюшка, и помада ее дешевая. Только вот этот смех вот – дзынь… дзынь… дзынь… Свидетели говорят – повесилась. Почему – неизвестно. Бабки-тетки рукой машут устало: «Пила и сдохла, чего обсуждать?». Картины не вяжутся в голове – петля, табуретка, и вместе с этим – голубые глаза, волосы ее светлые и неаккуратные. От чего бежать такому человеку? От чего прятаться? Думал, думал, а потом пришел сон и забрал меня – и я уснул, не придумав ничего.
Американский синдром
Я совершенно не помню, как это начиналось. О чем я думал, как докатился. В какой книжке про это можно прочитать? Память, завернув сознание в тугую простыню, долго волочила меня по серому небытию, из ко