Желание космонавта

Когда в тот памятный вечер, закурив папиросу, мать села к нему на кровать – и очутилась далеко от него, если смотреть в перевернутый телескоп, – совсем крохотная, пуская ненастоящий дымок, – он еще не знал, о чем пойдет разговор, но лишь смутно догадывался, что последует новый сюрприз, очередное предложение. Например, поехать к бабушке, или непременно заглянуть в магазин «Одежда»: завезли костюмы, и надо сходить примерить. Здесь шуршало огромное количество вариантов, он пожалел, что не ушел гулять, и звали, звали ведь пацаны играть в футбол. Мать скучным жестом поправила крашеную гриву и достала, как будто из воздуха, сложенный надвое листок. «Сына… я вот подумала… Тебе скучно, я вижу. Ну, в общем, посмотри», – говорила она, передавая ему глянцевое сокровище. Он с напускным интересом заглянул в разворот, где мелькнула его призрачная фамилия, несколько знакомых цифр и снова: пионерский лагерь «Солнечный», июль, медицинская справка (уже почему-то заполненная).

И, может быть, спустя пару дней он начал бы упираться, капризничать, как случилось в прошлом году, но одноклассница Кудрявцева с верхнего этажа (вспомнил, как мучительно долго тащил из школы ее портфель) заявила, что, во-первых, в «Солнечном» есть Дом творчества со специальным кружком по астрономии – она подмигнула ему лукаво, но он не заметил, – во-вторых, имеется превосходный бассейн, а также речка для жарких дней, и, в третьих, в городе нечего делать, чебурашка, не напрягайся, у меня тоже путевка на вторую смену, весело будет. И он поехал, как если бы сто лет только тем и занимался, что разъезжал по пионерским лагерям, и вместе с ним – уже в автобусе – голубоглазая Кудрявцева, сладкая от леденцов.

Но и здесь, далеко от города, он почти наизусть знал чужую систему ходов: новые знакомства, подружки, вечерние массовки – на общепринятом сленге, и небесноглазая девочка уплывает, испаряется: «Эй! Пойдем на танцы?.. Эх ты, космонавт!». Он, подняв голову, смотрел ей вслед. Кто-то обнял его за плечи. Обернулся. Сияющая пионервожатая, полненькая (и как это она смогла залезть в такие узкие джинсы?), часть лица – от губ до глаз – залита огненными точками, она с первых дней старалась приблизить его к себе, терпеливо подбрасывая конфеты, улыбки, нежности; он уходил в Дом творчества: там, на рабочем столе, медленно росло его сонное детище: точный макет «Союза» – как потом на невидимой леске будет плыть космический корабль, повиснув над его головой, среди звезд, им нарисованных школьной акварелью.

Но до осуществления проекта было время: вставлять, вырезать, приклеивать, поправлять… И сейчас он оставался собой недоволен. Прикладывая к низу макета кусок обшивки, случайно задел локтем бумажного летчика, сломал ему шею и примял живот, а вчера он полдня убил на изготовление одного лишь скафандра, теперь же придется начинать заново.

Отложив игрушечное кресло для второго пилота, он мимоходом взглянул на часы и с сожалением подумал, что пора, нужно идти на обед. Выйдя из душного зала, слева – радиорубка, с лестничной площадки сквозь оконное стекло он увидел свой отряд, Кудрявцева за руку с Серым – соседом по койке – идут в столовую. Пионервожатая, задержавшись, крутит головой по сторонам, ищет его, отставая. Он пробрался через кустарник и вышел к ней. Возбужденная и улыбающаяся, она, показывая жадные белые зубки, потрепала по голове, обняла, нашептывая: «Опаздываешь, малыш! А как твои дела? Закончил?». Он насупился, промолчал, никак не планируя говорить с ней об этом, и что она смыслит в астрономии, толстая Света, привет из балета, вот Кудрявцева и Серый – монпансье и равнодушие – в столовой давно пьют какао.

После обеда – когда «Солнечный» ворочался в крахмальных пододеяльниках – небо раскололось, прогремело, и хлынуло что-то бархатное, с боем. Горячая подушка, кусачая простыня: шло замкнутое сражение, враг не сдавался, но затем крошки были сметены на пол, подушка перевернута обратной стороной Луны, спасительно-ледовитой, и сон, обычно такой недосягаемый, скрутил его в калачик, быть может, как однажды – меня, словно выжимая из тела виноградный сок, и когда я про