Сумеречная мелодия

М. Таргис

Какую роль может сыграть талантливо написанное произведение – книга, стихотворение, музыка – в жизни своего создателя? Какие чувства испытывает автор к собственному детищу – любовь, привязанность, может быть, благодарность, а может быть, и ненависть? Бывает так, что истинный шедевр, дойдя до широкой публики, или же оставшись лежать на полке, подчиняет себе всю жизнь автора, капризно требуя к себе внимания, как избалованное дитя, а иногда переживает свою собственную историю, влияя на судьбы ознакомившихся с ним людей. Но может ли такое безобидное произведение искусства, как эстрадная песня, убить? Легенда говорит, что такая песня существует.

Для героев этой книги творчество и смерть оказались неразрывно связаны между собой. Но обладает ли Сумеречная мелодия в действительности мистической силой, способной сделать из нее смертоносное оружие, или ее репутацию обеспечили случайные совпадения и политические интриги? Ответственны ли авторы за то, как влияет на людей их произведение? Всегда ли применимы общечеловеческие нравственные установки в сфере искусства? Такие вопросы ставит перед читателем эта книга.

М. Таргис

Сумеречная мелодия

© Таргис, 2013

© «Геликон Плюс», 2013

От автора

История Йиржи Цесты, Павла Шипка и Сумеречной мелодии возникла в морозном декабрьском воздухе на пустынном утреннем проспекте, а принесло ее дыхание зимы, эхо замолкшей в пустоте песни и каприз испорченной техники.

Каким образом возникает идея литературного сюжета? Вынашивается в результате долгих размышлений по конкретной теме? Или внезапно является как некое Откровение? А иногда приходит, например, во сне… Главное – то, что происходит после, когда сюжет неумолимо одолевает сознание, заставляя забыть обо всем, не позволяя отвлечься, неся депрессию или радость, но не отпуская, как страстно любящее и любимое существо. Один мой знакомый художник сказал как-то: «Самые удачные произведения – те, на которые затрачено меньше всего усилий». Он имел в виду, что процесс творчества должен идти легко, сам собой, как будто следующие строку, фразу, штрих автору нашептывают свыше. И счастливый момент, когда поставлена последняя точка или проведена последняя черта, не лишен легкой грусти: эти восхитительные часы, дни или месяцы творческого экстаза, увлеченного поиска, прошли и их уже не доведется пережить снова. А когда будет следующий раз, да и будет ли?

У каждого талантливого произведения, тем более – из тех, что не теряют актуальности с годами и становятся классикой, есть своя собственная история. У песни Szomor? vasa?rnap (Мрачное воскресенье), написанной в тридцатые годы в Будапеште, история пугающая: эту песню – и не без оснований – называли гимном самоубийц, что, впрочем, не могло не способствовать интересу публики к ней.

С историей «Мрачного воскресенья» я познакомилась, изучая биографию и творчество чешского исполнителя Карла Готта, записавшего эту песню в начале 1970-х годов. Надо признать, репутация ее произвела на меня более сильное впечатление, нежели сама песня, хотя, несомненно, есть в ней нечто завораживающее. Однажды, когда я слушала ее по пути на работу, плеер доиграл трек до конца, а дальше была тишина: следующая запись никак не хотела начинаться. Я достала из сумки плеер и обнаружила, что он действительно завис на последних секундах «Мрачного воскресенья». Задумался о смысле жизни? Я уже до того играла с мыслью о написании романа по мотивам истории этой песни, но всерьез задумалась об этом именно в то утро, и сюжет сразу же пришел ко мне, будто только того и ждал. Раз уж «Мрачное воскресенье» воздействует даже на технику…

Сюжет этот позволил заняться всегда интересовавшими меня вопросами взаимоотношений автора и его собственных произведений, которые, как избалованные дети, не успокаиваются на том, что им дали жизнь, и постоянно требуют к себе внимания, порождая, к тому же неизбежные сомнения: «Я сумел создать что-то хорошее-красивое-сильное-талантливое, но смогу ли я повторить этот творческий подвиг, или больше мне нечего сказать миру?» Ставятся здесь и вопросы об ответственности автора за то, как влияе