Принц и танцовщица
Николай Николаевич Брешко-Брешковский
«Когда нет денег и достать их не у кого и негде – это ужасно. Еще ужасней, когда очутившийся в таком положении до тридцати пяти лет не знал, что такое – деньги, вернее, знал отвлеченно, теоретически, так же, как знал, что ходит по земле и дышит воздухом.
До сих пор, исключая последние пять-шесть месяцев, за него платили. Было кому оплачивать портных, поставщиков, апартаменты в гостиницах, когда он бывал за границей. Ему даже редко приходилось держать в руках деньги, будь это золото, серебро или ассигнации.
А за последние пять-шесть месяцев, приходилось – и еще как приходилось – иметь дело реже с тем, что называется презренным металлом, и чаще с тем, что называется бумажной валютой…»
Николай Брешко-Брешковский
Принц и танцовщица
Книга первая
1. Положение, в котором очень легко очутиться
Когда нет денег и достать их не у кого и негде – это ужасно. Еще ужасней, когда очутившийся в таком положении до тридцати пяти лет не знал, что такое – деньги, вернее, знал отвлеченно, теоретически, так же, как знал, что ходит по земле и дышит воздухом.
До сих пор, исключая последние пять-шесть месяцев, за него платили. Было кому оплачивать портных, поставщиков, апартаменты в гостиницах, когда он бывал за границей. Ему даже редко приходилось держать в руках деньги, будь это золото, серебро или ассигнации.
А за последние пять-шесть месяцев, приходилось – и еще как приходилось – иметь дело реже с тем, что называется презренным металлом, и чаще с тем, что называется бумажной валютой.
И вот подошел вплотную день, когда и то и другое иссякло.
Господин во фраке и с важной внешностью подал на круглом мельхиоровом подносе счет с тремя цифрами в итоге. Счет за пятнадцать дней жизни в отеле, с утренним завтраком, а иногда и с обедом.
Правда, господин во фраке был при этом отменно вежлив и улыбался скорей сконфуженно, чем торжествующе. И хотя постоялец значился в паспорте Ренни Гварди, просто Ренни Гварди, но человек во фраке с бритым лицом, изгибаясь и подавая счет, добавил что-то вроде «Вашего Сиятельства» или «Вашего Высочества».
Увы, и от безукоризненной вежливости и от почти виноватой улыбки, и от «Вашей Светлости» было нисколько не легче. Даже наоборот, было гораздо тяжелее.
Ренни Гварди – будем его так называть – попробовал подсчитать весь свой капитал. Пустяки, мелочь, на которую можно пообедать, если и с вином, то с плохим, если и с сигарой, то не с гаванской. А между тем Ренни Гварди знал толк и в хороших винах, и в гаванских сигарах.
Голова мучительно работала, и в то же время не было ни одной мысли. Это, хотя и редко, но случается. Случается, когда неумолимо встает безвыходность положения. А если безвыходность подошла вплотную, уже не только нет ни одной мысли, а в голове образуется пустота, крайне досадная и ничем не заполняемая…
Но если временно засыпает «думающий» аппарат, не засыпает желудок. И чем меньше в кармане, тем более властно, тем более требовательно напоминает о себе. Данный случай не являл собою исключения.
С решительностью отчаяния Ренни Гварди вошел в ресторан – не в первоклассный, но и не последнего разбора, однако вполне приличный.
И хотя он заказал себе суп-крем, бараньи котлетки «соус субиз», спаржу и потребовал бутылку местного – оно так и называется «местным» – дешевого вина, лакей служил ему, как служат настоящим господам – тем, которых интересует не счет, а качество и которые швыряют щедрые подачки.
Такова уже была внешность Ренни Гварди и таковы были его манеры.
Ресторан славился шоколадным кремом, и Гварди потребовал на десерт именно шоколадный крем, густой, маслянистый и в меру, не до приторности, сладкий. Хотя в эти вечерние часы ресторан залит был электрическим светом, но лакей простер до того внимание к нашему герою, что когда Гварди спросил голландскую сигару, лакей поставил перед ним зажженный канделябр с тремя свечами. Это было признаком хорошего тона, и ресторан баловал этим разве очень редких и очень выгодных своих гостей.
Пригубливая кофе и дымя сигарой, ощущая в желудке тепло и уют, Ренни Гварди просматривал одну из вечерни