Глава 1

1.1. Предвестие бури

Погожим летним днём Сильвер-лэйн искристо переливается стеклом и полированным металлом, как будто стараясь оправдать своё название. Все первые этажи на ней заняты всевозможными магазинчиками, ресторанами, цирюльнями, и парад широких витрин отливает на солнце, как река из серебра, по фарватеру которой не спеша плывут немногочисленные разноцветные шлюпки и баркасы, а по берегам сидят на кипенно-белых скамеечках и утомлённо фланируют отдыхающие.

Несмотря на то, что Сильвер-лэйн расположена на окраине, местные жители отнюдь не чувствуют себя на обочине жизни, полагая уют и спокойствие их удалённой от взбалмошной суеты гавани признаками неподдельного достоинства. В любое время дня тут можно встретить как спешащих по делам, так и вальяжно прогуливающихся людей, непоколебимо уверенных, что они живут в лучшем месте на земле, и готовых отстаивать эту священную заповедь перед любым неверующим.

Миновал полдень, и солнце, уже отдуваясь, перевалило зенит, чтобы с ощущением хорошо проделанной работы устало заспешить на ночной отдых.

Было жарко, но не душно, ветерок из Оушен-парка в конце улицы лениво гонял по тротуарам листья одинокого платана.

Никто не знал наверняка, откуда у парка такое странное название. Кто-то утверждал, что парк позаимствовал имя у основателя, заложившего его на деньги от биржевых махинаций, кто-то рассказывал, что по ночам, когда стихает ворчание города, шелест заигравшегося в листве клёнов и магнолий ветра напоминает шёпот океанских волн.

Дети убежали по домам обедать, старички – те, которые не задремали, пригревшись на солнцепёке, – перебрались обсуждать новости и сплетни под зонтики уличных кафе, даже машины как бы нехотя проплывали мимо в струящемся от асфальта мареве. Улицу накрыла умиротворённая дрёма – как обычно, когда жара уже начала спадать, а до вечера ещё долго, по телу разливается патока лени, а веки тяжелеют и опускаются с неизбежностью пролёта разводного моста.

В переулке недалеко от парка, на стоящих у задней двери китайского ресторанчика пустых коробках, подставив солнцу живот в светло-коричневых подпалинах, развалился огромный чёрный кот. Всю свою вольную жизнь он бродил сам по себе, но, будучи зверем опытным и рассудительным, предпочитал бродить или спать там, где можно разжиться вкусным обедом, а жена хозяина ресторана частенько оставляла у задней двери то блюдце молока, то оставшуюся после клиентов рыбу, а иногда, при большой удаче, здесь ему могло перепасть даже немного пряной кровяной колбасы.

Внезапно его сон о жирном карасе размером с сенбернара прервали донёсшиеся изнутри приглушённые крики, резко оборвавшиеся после нескольких выстрелов. Кот настороженно привстал и зашипел, происходящее в ресторане ему определённо не нравилось, и он оценивал угрозу, которую оно может нести. Снова раздался выстрел, и, справедливо решив, что лучше остаться без обеда, зато в целости и сохранности, кот запрыгнул на ведущую на ближайшую крышу пожарную лестницу. Убегая, он оглянулся на уютный, залитый солнцем переулок и жалобно мяукнул: его животный инстинкт безошибочно подсказывал, что на беспечную, тихую улицу явилась пожинать свой мрачный урожай смерть.

***

Резные фонарики на потолке медленно покачивались от лёгкого сквозняка. Рассеянный свет мягко падал на красные с золотом атласные скатерти на пустых столах, скользил по барной стойке тёмного дерева, с барельефами карабкающихся по бокам драконов, и тонул в растекающейся из-за неё луже крови. Из кухни доносились раздражённые голоса, там что-то звенело и падало.

Внезапно двустворчатая маятниковая дверь распахнулась, открыв взгляду кружащееся под потолком облако специй, разбросанные по полу кастрюли и сковородки, распахнутые настежь дверцы шкафов и миниатюрную женскую ногу в потёртой зелёной сандалии в проходе между столами. В зал неспешно вышел мужчина лет тридцати, с поблёскивающим в руке пистолетом и в сдвинутой на лоб лыжной маске, из-под которой выбивались свалявшиеся рыжие патлы, водившие лишь шапочное знакомство с шампунем и расчёской. Он обвёл взглядом пустой ресторан и крикнул:

– Ну что, ничего нет?

Ему от