Абрис

Александр Алейник

Роман начат 9 апреля 2012 года и закончен сегодня, 5 сентября 2012-го. Удивительно, что так быстро. Я не знаю, чтобы было так. Роман в сонетах и массе других стихотворений, мгновение – и готово.

Сонет – это форма стихотворений, придуманная во Франции в XIV веке. Сонетный роман – у Пушкина. Так же поступил и я. Всё получилось.

Благодарю мою жену Маргариту Никитину за то, что напомнила мне вещи, которые я забыл. Маму мою, Кац Раису Иосифовну, за то, что она рассказала мне, а я поместил в роман. Спасибо Дмитрию Бобышеву, старинному моему другу, за память его. Благодарю друга моего Игоря Чурдалёва. Он помнит то, что я забыл.

Роман основан на моей жизни. Всё правда. Он обращён к будущему. Пусть люди прочитают его – об одном человеке 20-го и 21-го века, о его друзьях и врагах. Одним – слава, другим – позор, они ископаемые люди, третьим – моё глубокое уважение, обыкновенным людям.

Время – лучший друг романов. Слава времени никогда не соврёт, всё исправит и поставит во временной ряд.

Александр Алейник

Абрис: Сонетный роман

Моей жене Маргарите Никитиной

Первая глава

1

День начинался криком «Молоко!» —

По потолку пластались перья света,

К ним отрываться было нелегко,

Он занят сном, гуляет где-то,

А «где-то» было очень далеко,

Но птички шумно вспархивали с веток,

Звенящий день был неостановим,

Он рвался в дом через оконных сеток

Квадратики и был неотразим,

И мальчик вдруг соединился с ним —

Услышал барж утробную беседу, —

А те бухтели языком своим

Над головами рыб в разгаре лета,

Чей ход в воде немой неуследим.

2

День? Третье сентября, а год не помню,

Нет, погодите: кончилась война,

Горийский царь (о, господи!) не помер,

А в Горьком солнце жгло окна

Убранство, листики, и поверх

Желтела госпитальная стена.

Лежала мама, я лежал,

Свет солнца золотого освещал

Весь мир; меня учли и сразу

Приставили с рожденья фразу:

«Еврей», и надо мной взошла

Звезда еврейская в упрёке,

Что было худшее из всех начал:

Но год прошёл, пошли по свету сроки.

3

Река Ока была недалеко

От нашего семейного жилища —

Квартал один с домишками, легко

Пройти и встретить бережища —

Не берега, а даль реки

С её высокими холмами, —

Церковки мелкие с буграми

Рощ и дорог, что вопреки

Веленью дали вились к небу,

Дробились мелко в небесах,

Не ведая, что значит страх

Свалиться в воду на потребу

Рыбёшкам, ракам вроде хлеба

И обрести покой в веках.

4

Родители мои и бабка с дедом,

Брат старше на пять лет меня,

На улице, где дом стоял победно —

О, господи, ведь вам неведом

Тот угол, где вершилась жизнь моя.

Я, грань оттуда отслоя,

Представлю вам роман. Однажды

Явился мне он без прикрас,

Я вспомнил детство, юность; жажды

Бразды я чувствую сейчас.

Томленья горькое веленье

Подвигло на полночный труд

Представить вам в одно мгновенье

Всю жизнь, рассказанную тут.

5

Начнём же с деда: мой лучший дед,

Был праведным еврейским человеком.

Рождён в Одессе. Был как Ганимед

Прекрасен, юн и сбит абреком

На улице. Что за напасть?

А свадьба на носу. Упасть

Под лошадь, ирод правил,

Пришёл домой, к лицу кусочки льда.

Печально это, дамы, господа,

Нехорошо и против правил.

Женились. Девять месяцев прошло.

Младенец. Напился подчистую.

Я, впрочем, вовсе не рискую

Вменять в вину. А время шло.

6

Мой дед был коллекционер

Брегетов на цепочке и колечек

Из золота. Я, пионер,

Увидел вечером меж свечек

Его в субботу. Он сидел,

Пред ним часы различных марок.

Он весь лицом порозовел,

Роскошный получив подарок.

Я подошёл. Он посмотрел

В мои глаза, вздохнул и тихо:

– Что, Саша, нравится? – Я сел:

– Ага, – сказал. Глядел, как лихо

Вращается секундомер,

Не зная времени химер.

7

Часы я эти увидал

У дорогого братца позже.

А братец крупно досаждал

Всё детство. Помоги мне, Боже,

Не впасть по горло в эту грязь,

В воспоминания о брате —

Горчайшая на свете связь,

Как голос с блеяньем в сонате.

Всему свой час, всему свой сро