Назад к книге «Душевная драма Некрасова» [Владимир Михайлович Шулятиков, Владимир Михайлович Шулятиков]

Душевная драма Некрасова

Владимир Михайлович Шулятиков

«Недавнее чествование Некрасова воскрешает память об одной из самых острых и мучительных «душевных» драм, какие только знает летопись русской литературы. <…> Его душевная драма издавна приковывала к себе особенное внимание как со стороны критики, так и со стороны широких кругов читающей публики. Отдельные моменты этой драмы уже достаточно освещены. И уже теперь, на основании того, что известно о жизни поэта, можно выяснить общий характер его драмы, понять ее основу. …»

Владимир Шулятиков

Душевная драма Некрасова

Недавнее чествование Некрасова воскрешает память об одной из самых острых и мучительных «душевных» драм, какие только знает летопись русской литературы.

Мы говорим о душевной драме, пережитой певцом «униженных и обиженных».

Его душевная драма издавна приковывала к себе особенное внимание как со стороны критики, так и со стороны широких кругов читающей публики. Отдельные моменты этой драмы уже достаточно освещены. И уже теперь, на основании того, что известно о жизни поэта, можно выяснить общий характер его драмы, понять ее основу.

Для этого только требуется отрешиться от «индивидуалистической» точка зрения. Необходимо рассматривать душевную драму Некрасова в связи с общественной драмой, разыгравшейся в его время и известной под именем «спора отцов и детой». Нужно оценить его драму, как один из наиболее ярких эпизодов названного спора.

Спор «отцов и детей» сводится, – как ныне выяснено[1 - См. статью В. Богучарского в «Мире Божьем» (1901 г., ноябрь). К сожалению, автор слишком прямолинейными штрихами характеризует людей «сороковых» годов. Влияние разночинской «культуры» на «отцов» г. Богучарским совершенно упущено.], – к конфликту двух общественных миросозерцаний.

«Отцы – это представители интеллигентно-барской культуры, усвоившей себе в «сороковые» годы некоторые предпосылки разночинской идеологии, но отказавшиеся признать свою солидарность со своими историческими преемниками в решительную минуту, т. е. тогда, когда те, как известная сила, впервые выступили на историческую авансцену и впервые оформили в стройной системе свои практические взгляды.

Некрасов явился участником «спора».

По происхождению он принадлежал к лагерю «отцов». Но «отцы» не могли его считать своим: они видели в нем лишь носителя «нового» мировоззрения; они безусловно отожествляли его со своими противниками (как это явствует, напр., из некоторых писем Тургенева).

И, действительно, Некрасов находился в стане разночинцев, исповедовал их ««, работал в защиту их интересов, считался одним из наиболее верных и энергичных их союзников.

Но этой почетной ролью далеко не исчерпывалось содержание его жизни. Заявляя себе поборником «нового» мировоззрения, отстаивая «credo» «детей» перед «отцами», он в то же время был принужден вести другого рода борьбу – борьбу менее почетную и менее плодотворную, требовавшую великих усилий и подававшую очень мало надежды на благополучный исход.

Он вел борьбу с самим собой; в его душе отголоски старины, старины «феодальной» и аристократической враждовали против тенденций, характеризовавших его, как и «нового человека». Другими словами, в глубине его внутреннего мира происходил все тот же спор «отцов и детей» И перенесенный в глубину его внутреннего мира «спор отцов и детей» создал его «душевную драму.

Драма была особенно тяжелая, потому что обе противных стороны располагали большими средствами, потому что и элемент старины и новые тенденции были органическими явлениями его душевной жизни.

«Старые» барские наклонности и вкусы он получил, как родовое наследство.

С «новыми» людьми его объединяла не платоническая, питающаяся исключительно доводами разума привязанность. Нет; его «разночинская» симпатии были куплены ценой трудного жизненного опыта, ценой «мучительной борьбы», имевшей место в дни его молодости.

Судьба Некрасова в молодости – судьба интеллигентного пролетария. – Двадцатилетним юношей покинул «отчий» дом, он познакомился с такими условиями борьбы за существование, каких до него не видел ни один из корифеев «дворянской» литературы начала XIX с