Назад к книге «В усадьбе помещицы Ярыщевой» [Николай Георгиевич Гарин-Михайловский, Николай Георгиевич Гарин-Михайловский]

В усадьбе помещицы Ярыщевой

Николай Георгиевич Гарин-Михайловский

«Воскресный летний день собирался быть особенно жарким. Солнце как-то сразу показалось на безоблачном небе и скучно, без предрассветной прохлады, уставилось в оголённые берега большой извилистой речки…»

Николай Гарин-Михайловский

В усадьбе помещицы Ярыщевой

I

Воскресный летний день собирался быть особенно жарким. Солнце как-то сразу показалось на безоблачном небе и скучно, без предрассветной прохлады, уставилось в оголённые берега большой извилистой речки. Там, выше речки, раскинулось большое торговое село, грязное и серое, под цвет остальной округи.

У базарных лавок сидели и стояли толпы жнецов из татар в ожидании найма.

Это был первый базар и первая наёмка на жнитво в это лето. Урожай был хороший, и цены на работы ожидались высокие. На площади показался, приседая и смешно оглядываясь, словно за ним гнались, Кирилл Архипович, приказчик одной маленькой экономии барыни Наталии Ивановны Ярыщевой. Опросил цены на жнитво и, услышав про пятнадцать рублей, убежал без оглядки. Татары-жнецы проводили его с базара свистками, улюлюканьем и смехом. Кирилл Архипович, с мягкой курчавой бородой, с громадной лысой головой и мелкими чертами лица, прибежал сам не свой на двор, куда заехал было, и обратился к хозяину, хлопнув руками:

– Беда! Пятнадцать рублей.

Хозяин двора катил в это время бадью по двору и, остановившись, равнодушно ответил:

– Вот как хлещут!

– Чего ж теперь делать? – спросил приказчик.

– И не знаю.

– Ехать надо домой, – вздохнул приказчик.

Крестьянин покатил бадью дальше под навес.

– Аль раздумали орать?

– Да как брать-то? – Кирилл Архипович почесал затылок. – И не соображусь теперь… Жать двадцать десятин, а всех денег сто двадцать рублей всего-то у нас: половину не сожнёшь на эти деньги.

– Не сожнёшь поэтому.

– А, ведь, поколь жнёшь, да когда ещё молотить там, да в город продавать, а их рассчитывать надо: ждать не станут.

– Не станут.

– Ах, ты грех! Ехать надо посоветоваться… Думал пораньше выбегу на базар, поколь цена не разыгралась, а вот…

– Дешевле не будет нынче…

– Ехать надо…

Кирилл Архипович ещё поохал и стал запрягать. Запряг, рассчитался, попрощался, сказав с каким-то придыханием: «Ах, ну до увиданья», сделал с обычным приседанием ещё для чего-то круг возле своей плетушки, уселся и тронул.

Он уже проехал почти всю улицу, всё смотря куда-то в сторону, как вдруг воскликнул, освобождаясь от задумчивости:

– Ах, кулёк-то!

Он внимательно осмотрел сиденье, заглянул под козлы, приподнял тонкий слой находившегося в плетушке сена, но кулька нигде не оказалось. Кирилл Архипович ещё нерешительнее несколько раз оглянулся, вероятно, в надежде, не догадается ли сам кулёк прибежать к нему, но, не дождавшись, вдруг засуетился и поворотил назад.

Хозяин квартиры, увидев его, отворил ворота, и Кирилл Архипович въехал опять во двор.

– Здравствуйте опять, – сказал он растерянно, сойдя с плетушки.

– Здравствуйте и вы, – ответил равнодушно крестьянин.

Кирилл Архипович снова поздоровался с ним, а также с вышедшей хозяйкой. На мгновение он замер в сладостной истоме и сообщил:

– А я, ведь, кулёк-то забыл. Гляжу, где он? Ах, назад ехать надо!

– Недалеко пахнулись ещё…

– Не далеко… вот тут на углу – против лавки… Как его?

– Аксёнова?

– Она… Гляжу: нет кулька… Ах, ты грех! – Кирилл Архипович постоял ещё, подумал, покачал головой и, приседая, пошёл в избу за кульком.

– А я тоже гляжу на кулёк, – провожала его хозяйка, – думаю, что он, мол, оставил его? Мне бы скричать, а я, вишь, не смекнула тоже…

– И я тоже не догадался… Ну, до увиданья ещё раз.

И ещё раз попрощавшись с хозяйкой, Кирилл Архипович с кульком в руках вышел из избы во двор.

– Ах… не надо бы заезжать было во двор, – спохватился он.

– Поэтому не надо бы, – согласился и хозяин, – я гляжу, едете, ну отворил ворота.

– Я ведь только вот за кульком…

– Известно, не оставлять же…

– Как же теперь? Не поворотишься ведь… выпрягать?

– Не знаю… Так, что ль, попробовать? Айда-т