Дети Робинзона Крузо
Роман Канушкин
Разве может игра, что завела когда-то четверых мальчишек в заброшенный дом, закончиться скверно? Превратить безобидный поход в самое страшное событие жизни? Конечно же, нет! Об этом твердит здравый смысл, твердит вот уже четверть века.
И это не беда, что мальчиков осталось только трое, не беда, что пути их разошлись. Что каждый из них, так или иначе, провел последние двадцать пять лет на острове собственного одиночества. Но что-то сдвинулось в тенях прошлого. Что-то, таившееся тогда в доме, вновь ожило. И, возвращаясь, тихо шепчет в темноте: «Добро пожаловать в Дом Ночи».
Роман Канушкин
Дети Робинзона Крузо
Март: Разрыв цепи
В бледных ладонях струится вода,
В бледных ладонях следы барракуд.
Хищно смеется морская звезда,
Робинзон Крузо на двадцать секунд.[1 - Здесь и далее стихотворение Евгения Головина «Робинзон Крузо».]
Ночь над Москвой. Капли весенней воды на лобовых стеклах автомобилей. В них преломляются несущиеся огни – автострада третьего кольца. В этом городе появился человек, наделивший каждую каплю неведомой формой жизни. Нам нет пока до этого дела. Нас ждет кое-что поважнее: автобан… Сумрачный немецкий гений выстроил лучшие в мире дороги для лучших в мире автомобилей. Эту фразу повторяет человек в деловом костюме от Armani – монотонный шепот сквозь звуки ночного города. Человек стоит в темноте посреди недавно открывшегося салона продажи автомобилей. И еще запах… Мы ведь знаем, как пахнет снег, который вот-вот начнет таять. Запах спелых арбузов… И нам известно кое-что про эту летучесть новой воды. Говорят, у тех, кто слабо понимает в подобном деле, начинает течь крыша. И они отмахиваются какими-то светско-доверительными фразами – мол, весенняя депрессивная колбасня. Но тут маши – не маши, а от этого «кап-кап» еще не придумали надежных зонтиков. Некоторым же никакие зонты не нужны. Они вдыхают полной грудью влажный воздух, словно там, за снегом и арбузами плещутся воды неведомого тайного моря, и радуются подступающему освобождению.
Этот человек в костюме от Armani. Его зовут Дмитрий Олегович Бобков; он, между прочим, директор данного предприятия и находится здесь на вполне законных основаниях. Если не задаваться лишними вопросами, – а это всегда правильно, – то можно и не обратить внимания на немецкую кувалду, которую Дмитрий Олегович чуть боязливо поглаживает по пластиковой ручке. Поди их, директоров, разбери. Тем более директоров временных, на первые три месяца, потому как Дмитрий Олегович – птица гораздо более высокого полета.
Ну, конечно, никакая он не птица – это все глупости, modus operandi языка, но про три весенних месяца – чистая правда.
Дмитрий Олегович Бобков в автобизнесе давно, больше десяти лет. И до сего момента он по-настоящему гордился тремя вещами. Своей работой: Дмитрий Олегович возглавлял крупнейшую дилерскую сеть, открывал новые автосалоны и даже первые три месяца, пока предприятие не встанет на ноги, директорствовал в них лично. Своей знаменитой на всю Москву еще с советских времен коллекцией антиквариата – когда обычно печальноликие знатоки с трепетным восторгом шепчут друг другу на ухо, что вот этот стол, стул или кресло с обилием тонкой резьбы – не просто анонимное рококо, а подлинный чиппендейл так же, как и тот массив не обычное настоящее красное дерево, а так, на минуточку, обычный хэпплуайт. Ох-ох, уж Дмитрий Олегович знал цену этим быстрым красноречивым взглядам. И ловил кайф. Жадно, словно за всеми тихими благоговением, завистливым восхищением и того же свойства равнодушным снобизмом, таилось нечто гораздо более древнее и могущественное: человеческие соки текли по ирригационным каналам посреди сухой безрадостной пустыни бытия, и вот одно из тех вовсе не многочисленных тайных мест, куда они текли, как раз и занимал Дмитрий Олегович.
Ну и, конечно, третье – шевелюра. Черные, без малейших, невзирая на возраст, признаков седины, волосы. Роскошный чуб, который Дмитрий Олегович зачесывал по-барски назад.
Любой мир держится на трех слонах или трех черепахах, как кому угодно. Иногда ста