Соленый арбуз
Владимир Викторович Орлов
«Соленый арбуз». Первое значительное произведение в творчестве Владимира Орлова. Это роман о молодых людях, о первой любви, надеждах и разочарованиях. О месте человека в нашем сложном непредсказуемом мире.
Владимир Орлов
Соленый арбуз
1
У попа была собака. Поп ее, естественно, любил.
Была она лысая, кривоногая, как венский стул, с откровенной ленью в глазах и терпела обидную кличку Кастрюля. Увидев ее впервые, он, Кешка, понял сразу, что никаких шансов попасть в спутник она не имеет. Тем не менее Поп ее любил.
Еще у Попа был верблюд. Верблюда Поп тоже любил. Даже больше, чем собаку. Еще бы! Собак в Абакане – как белых медведей на Северном полюсе, а верблюд единственный.
И хотя верблюд был пенсионного возраста, и хотя на тощем загривке его торчали бурые и рыжие кустики шерсти, и хотя носил он на мосластых передних ногах лохматые, неприличные подштанники, снижавшие впечатление от его донкихотской фигуры, держался он на редкость гордо и с презрением относился к шестидесяти– двухтысячному населению Абакана.
Во рту его все время плавала жевательная резинка, и каждую секунду он мог унизить любого встречного полновесным свинцовым плевком. Он не щадил авторитетов. И даже однажды совершенно спокойно плюнул в лицо уважаемого товарища милиционера Чорчокова, регулировавшего движение на перекрестке улиц Щетинкина и Чертыгашева.
Обвиняли потом его, Кешку, а не верблюда, будто бы верблюд несознательный и не умеет самостоятельно мыслить…
– Ну ладно, – сказал Николай, – надо ехать.
– А потом верблюд… верблюд… – Кешкин рассказ забуксовал, как «ГАЗ-51» на Чертовом болоте.
Кешка обиделся. Каждый раз не дают досказать ему эту историю. А она интересная. Местами про любовь.
Верблюд был его слабостью. Кешка никогда не мог устоять перед соблазном рассказать про верблюда и про его хозяина Попа, своего бывшего друга. («У, гад, обыватель, остался в Абакане вместе с братцем!»)
Конца этой истории никто так и не слыхал. Либо Кешку перебивали, либо он сам забывал о верблюде и начинал описывать свои похождения в Абакане и Красноярске. Он уверял, что его родной Абакан веселее Одессы, и рассказывал, как он делал мясо из живого рогатого скота на Абаканском мясокомбинате.
– Помогай грузиться, – сказал Николай.
У Кешки перекосилось лицо.
– Букварь! Ты еще спишь? – закричал Кешка. Потом он сказал Николаю доверительно: – У нас же есть Букварь.
Из общежития, длинного и приземистого, как солдатская столовая, выскочил Букварь и заспешил к машине.
Букварь пыхтел. Из уголка рта его торчал кончик языка, розовый и несолидный.
По спине Букваря нудно и методично стучал вместительный мешок на коротких лямках, набитый гвоздями, шурупами, болтами, костылями, шпингалетами и дверными ручками.
Букварь осторожно и даже торжественно нес сверкающий бачок размером с ведро, взятый два дня назад со склада. В него были втиснуты бачки поменьше и кастрюли. Лежали сверху чистенькие, но тусклые алюминиевые миски, тарелки и чашки.
Чашки подпрыгивали, перевертывались и позвякивали.
Маленький старательный Спиркин с оттопыренными ушами вышагивал за Букварем с мешком картошки на плечах. Выражение лица у него было суровое и монументальное. Видимо, Спиркина высекли резцом из куска мрамора, и пришлось постоять ему в ответственной скульптурной группе. Потом это ему надоело, и он сбежал с постамента, переквалифицировался в плотника, но изменить выражение лица ему так и не удалось.
– Ты чего? – спросил Спиркин.
Он увидел Кешку. Кешка валялся на траве и жевал травинку.
– Ничего, – сказал Кешка. – А ты чего?
Мраморный Спиркин сплюнул и зашагал к машине.
Плелся за ним и толстый Бульдозер, а по паспорту Борис Андропов, посвистывал и нес брезгливо в обеих руках авоськи, растянутые, как невод китами, пузатыми пакетами с мукой, крупами, вермишелью, сахаром и прочими непитьевыми продуктами.
Упруго ступали по земле длинные баскетбольные ноги Виталия Леонтьева. Были они обтянуты синими тренировочными брюками и обуты в синие кеды. Как охапку дров, тащил Виталий в левой руке топоры и плотницкие инструменты.
Ольга шла за Виталием Леонтьев