От автора

После того, когда появилась книга «Шарм серебряного века, грянул юбилей Марины Ивановны Цветаевой, и взглянула на те времена под другим углом зрения.

Марина и Анна – две путеводные звезды того удивительного времени, две вершины Парнаса, достающие до небес.

Они такие разные и все же, они так похожи, и какие замечательные исторические фигуры.

А вокруг них ученые мужи от Пушкина и Блока до И. Бродского.

И когда все писалось, чувствовалось, что они живы, они рядом, они творят вместе с нами, но при этом они стали уже легендами и песнями и сказаниями, шагнувшими в неведомый для них 21 век

Эпиграфом к сборнику стало стихотворение, которое его и открывает здесь.

Как оно возникло, именно возникло, я вряд ли смогу вспомнит. Писалось на одном дыхании. И было ясно, что будет продолжение, целый цикл точно. Ведь когда-то в самом начале они обе явились к нам, говорили с нами со страниц дореволюционных сборников, вели вечный спор, когда мы постигали лирику серебряного века за студенческой партой, в аудитории.

Это была прекрасная пора, потому что в наш год литература эта была возвращена и впервые включена в программы лекций и семинаров. Тайное у нас на глазах стало явным. Они действительно к нам вернулись в те дни

Анна Ахматова

Ахматова Анна Андреевна…

Зачем повторяю я снова

Отчаянно, странно уверена,

Хватаясь за жест и за слово.

Пути мои все перепутаны,

Надежда до срока растаяла.

Каким-то последним салютом

Там вспыхнет Марина Цветаева

О да, маскарад продолжается,

Я знала, и в это я верила,

И в душах заблудших останется.

Та третья, темна, не уверена.

Испанской графиней в туманности

Печальной вдовою и девочкой

Откуда все дикие странности,

Куда это крылья вдруг денутся,

И правят душой суеверия,

И перья отбросив павлиновы,

В себя в этот вечер поверю я,

Забуду об Анне с Мариною.

Вот так и душа прорезается,

Судьба проступает незрячая,

И строчкой последней останется

В тумане Собака бродячая

В Бродячей собаке мы встретились,

Вы это, конечно, не вспомните,

Столкнулись, читали, отметились,

И где-то растаяли в полночи.

Отчаянно, странно уверена,

Хватаясь за жест и за слово.

Ахматова Анна Андреевна

Зачем повторяю я снова?

Думали человек

Думали —человек, и умереть заставили.

М. Цветаева.

Из брани избран, чтобы стать

избранником судьбы и рока.

И на челе его печать

отверженного и пророка.

Про рок устал он говорить,

да кто его теперь услышит?

И пусть во тьме свеча горит,

душа, дыша, взлетает выше

И падает, и грешный мир,

оставленный, о ней вздыхает,

Из брани голоден и сир,

пророк, как рок, один шагает.

От чаянья беды молчит,

отчаянье в себе подавит.

И снова с нами говорит,

пусть мир воинственный бездарен,

Но где-то у иной черты

и в полосе иного света

Над миром дивной красоты

он избран, чтобы быть поэтом.

И вдохновение ему

нисходит – боль и наказанье,

И этот свет, и эту тьму

он видит в тишине, от брани

Ушел, но только краткий миг,

и вечность будет за плечами…

Какой-то призрачный старик

от чаянья души не чает.

И с частью горести и лжи,

расстанется, чтоб счастье ведать,

Но как душа его дрожит

в преддверье смерти и победы….

И в вечных отсветах огня

он тень и свет иной эпохи.

И снова смотри на меня

про рок забыв, пророк высокий.

В тумане, в сумраке тревог,

один, забытый в поле воин,

И только век, и только бог

его внимания достоин…

Про рок устал он говорить,

да кто его теперь услышит?

И пусть во тьме свеча горит,

душа, дыша, взлетает выше.

Из брани избран, чтобы стать

избранником судьбы и рока.

И на челе его печать

отверженного и пророка.

Ее зовут Марина

И даже Блок в тумане не заметит,

Не разглядит у роковой черты,

Она зовет, но кто же ей ответит?

Лишь  с бездной одиночества  на  ТЫ.

Молчала Анна в пелене рассвета,

Надвинулась безумная война.

Елабуга оставит без ответа

Тот скорбный миг, и навсегда одна

Там где-то у черты, стирая лица,

Как буквицы на призрачном песке.

Звезде осталось вспыхнуть  и разб