Назад к книге «Ты не один» [Татьяна Осипцова]

Ты не один

Татьяна Осипцова

Что испытывает двенадцатилетний ребенок, когда умирает единственный близкий человек? Шок, горе, растерянность… Но все перевешивает страх перед детским домом, где он обязательно окажется, если не найдется выход…

Татьяна Осипцова

Ты не один

Петя тормошил бабушку за руку:

– Бабушка, уже половина восьмого! Пора завтракать, иначе я в школу опоздаю.

Тарелка геркулесовой каши остывала на маленьком столике, придвинутом вплотную к кровати. С тех пор как бабушка стала часто болеть, Петя научился варить каши, картошку и даже суп. Овсяные хлопья варить проще всего, поэтому по утрам они ели геркулес. Бабушка нахваливала:

– Ой, как вкусно! Золотой мой мальчик, ты еще и повар!

Покормив бабушку, Петя проверял, все ли лекарства у нее под рукой, наливал воду в два больших стакана и бежал в школу. После уроков заходил в магазин с составленным накануне списком продуктов, если надо – в аптеку, и только потом домой.

Когда бабушка чувствовала себя хорошо, обед был готов к его приходу, но в последнее время все чаще она не вставала с постели.

– Ничего, отлежусь и поднимусь, – успокаивала она внука.

– Может, врача вызвать? – предлагал Петя, хотя знал, почему бабушка не хочет. Полгода назад ее забрали в больницу, и он две недели жил один. Ничего, справился, хотя без бабушки было одиноко и страшно. И ей самой в больнице не понравилось – это он точно знал. В палате шесть человек, пахнет мочой и лекарствами, кто-то стонет, кто-то храпит.

– Разве может больной человек в такой обстановке выздороветь? – тяжело вздыхала бабушка. – И о тебе волнуюсь – как тут лекарства помогут? Лучше я их дома буду принимать.

Седьмой год они с бабушкой жили вдвоем. Родителей Петя помнил плохо. Ему было всего шесть лет, когда они разбились на машине. Помнил, как переезжали в эту квартиру в красивом новом доме – двухкомнатную, но намного просторней бабушкиной. Как завозили мебель, а мама радовалась, хлопотала, бесконечно наводила порядок. Прежде они вчетвером жили в доме, который смешно называется «хрущевка». После смерти мамы и папы бабушка пустила в ту квартиру жильцов и сказала, что это большое подспорье.

Еще Петя помнил похороны. Гробы плавно уплыли в черную дыру: вначале мамин, потоп папин. Народу в крематории было немного. Две бабушкиных подруги, две маминых – этих Петя знал, несколько папиных сослуживцев и угрюмый дядька с неприятной теткой. Бабушка объяснила, что это единственный родственник папы, троюродный брат. Тетка, которая приехала с ним, шныряла по всем углам квартиры, все потрогала и спрашивала у бабушки, сколько же такие хоромы стоят. А бабушка ответила, что ее это не касается, квартира принадлежит сыну ее зятя, то есть Пете. А угрюмый дядька, когда все за стол сели и начали водку разливать, напился и стал страшный. Таких страшных Петя никогда раньше не видел, и когда дядька с теткой на следующий день уехали, он попросил бабушку больше никогда их не приглашать, на что она ответила: «Больше не приглашу. Папы твоего нет, и нас с ними ничто не связывает».

В те дни бабушка часто плакала, прижимала Петечку к себе и говорила: «Одни мы с тобой на свете. Больше никого. Хорошо, что мне еще два года до пенсии, а то бы с опекой могли быть проблемы». Позже она объяснила внуку, что является его опекуном. Детей, у которых нет родителей, или отправляют в детский дом или назначают им опекуна. Что такое детский дом, Петя со временем узнал. Когда по телевизору показывали кино про детские дома, бабушка всегда со слезами на глазах вздыхала: «Смотри, где бы ты мог оказаться, если бы меня на свете не было». – «Но ты ведь есть», – отвечал Петя. – «Пока есть, – кивала бабушка. – Надеюсь, хватит сил и вырастить тебя, и выучить».

Петя знал, что у него самая лучшая бабушка. У нее всегда находилось время поговорить и поиграть с ним, объяснить что-то нужное. Она водила его в бассейн, а потом и в секцию легкой атлетики. С бабушкой никогда не бывало скучно, и Петю она научила не скучать. «Если переделал все дела и тебе не хочется играть, возьми книгу, – советовала она. – Время, проведенное за чтением не потерянное, а в безделье – потерянное».