Прежде чем продолжить…

Вспоминая людей, с которыми меня свела судьба, я заново ощущаю ту приятность, что в своё время сближала нас: в модуляциях голоса, чертах лица, в привычке склонять голову набок, как бы меняя угол зрения, в ранних залысинах – признаке недюжинного ума, в привлекательной откровенности…

Я всех любила. И теперь понимаю, что без этой любви никем не могла бы руководить. Никем и ничем…

Сколько раз мне говорили: что ты с ним возишься, это лодырь и показушник… И добавляли для убедительности: он… сахар в столовой ворует!

Но… мне этот человек нравится! Он талантлив, приятен в общении, полезен, в конце концов! А сахар… пусть… не обеднеем.

– Это он перед тобой хвост распускает, хочет пролезть в любимчики! – не унимается правдорубец, но этим только вредит себе: его речами движет зависть.

Да, всё так и есть: и хвост распускает, и любимчиком хочет стать…

Не знаю, в чём тут дело, но люди вокруг меня собираются, по большей части, хорошие. Возможно, потому, что в первую очередь я вижу в них достоинства. Не стараюсь видеть, а именно вижу. И они подсознательно поворачиваются ко мне светлой, лучшей стороной. Я верю в них, я их люблю.

Но как это уживается с недоверчивостью? Точно знаю – они связаны: любовь и недоверие. Как говаривала моя бабушка: надейся на лучшее и готовься к худшему…

Вообще-то характер у меня лёгкий. Ни разу ни на кого не повысила голос. Могла съязвить, сказать что-то обидное, могла сама обидеться и минут пятнадцать не разговаривать, но это быстро проходило. Не моё это – долго сердиться.

Да-да, скажут некоторые, голос не повышала, это верно, зато тихо так и спокойно могла отбрить… Ну, эта черта у меня от мамы – быстрота реакций, замешанная на ассоциациях и словесных парадоксах. Оно в генах – что я могу поделать?

Так… а чего это я завела об этом речь? Не знаю. Вдруг показалось это важным для оценки того, о чём я хочу поведать в третьей и последней книге биографического романа «Похождения бизнесвумен». Пока ещё название книги не выбрано. «Предательские нулевые»? «Коварный миллениум»? Как-то мрачно. Ведь на рубеже веков было столько всего хорошего! Вот, кстати, ещё вариант – «На рубеже веков».

Но сейчас, пока не окунулась в глубину происходившего четверть века назад, в недостоверную убедительность памяти, – я хочу попросить прощения. У тех, кто уже прошёл со мной по жизни в первом томе «Крутые 80-е» и во втором «Лихие 90-е», а также у тех, кто ещё только появится в заключительном акте, пока никак не названном.

…Простите, если вы себе чем-то не понравились, если, на ваш взгляд, всё было не совсем так и даже совсем не так. Пусть простят меня те, кто уже перевалил рубеж земной жизни и там, за гранью обыденного, в эту самую минуту с лёгкостью читает ещё не написанные главы. Они-то уж точно знают, как всё было на самом деле, и что – по избирательности моей памяти – выпало из повествования.

Я вас любила, как любят коллег по актёрскому цеху, занятых в общей пьесе. Вы подавали мне реплики, вы, как и я, следовали замыслу Режиссёра, а порой – как и я – отступали от него, воображая себя умнее… или справедливее…

И вот теперь, когда пьеса сыграна, погасли огни рампы, и зрители разошлись, я шепчу вам вслед, уходящим: «Спасибо, дорогие мои… спасибо… спасибо…».

Часть 1. Мировой кризис

1997—1999 гг.

***

Души, конечно, нет, душа – иносказанье, —

Так разум говорит, и он, конечно, прав.

Душа, конечно, есть: волненье, любованье

Сверканием реки и влажным блеском трав.

Душа, конечно, есть, она читать газету

Не станет, но с утра любовь ей подавай,

И радость, и печаль, – души, конечно, нету,

Её и потерять случалось невзначай.

И разуму она как будто уступала,

Спешившему ей дать обдуманный совет.

Но счастье, но печаль, но боль… Начнём сначала:

Душа, конечно, есть, души, конечно, нет.

Александр Кушнер, 2019 г.

АНГЛИЙСКИЙ ДИЗАЙНЕР

Утро. Будильник уже отыграл, но застойная тишина в квартире провоцирует плюнуть на всё и спасть… спать… Сопящий рядом Юрка молча поддерживает. Лёнчик тоже дрыхнет в своей комнате. Всю ночь он программировал объёмные предметы. На экране стул наш венский – как живой…

Голова сов