Назад к книге «Гидроторакс» [Алексей Котаев]

Гидроторакс

Алексей Котаев

Мрак вечного дождя и нескончаемого тумана на секунду расступается. Человек в черном плаще бредет через город, отсыревший и рассыпавшийся под натиском вечной влаги. Бредет и несет коробочку. А за ним еще один. Потом другой. Люди, как муравьи, разбредаются по городу, чтобы выполнить свою нетривиальную задачу – донести посылку. Одних съедает город, других чудовища, но кто-то возвращается. И спустя сотни таких походов, человек превращается в пустую и безжизненную тушу, уже даже не надеясь получить заслуженную награду. Но если бы все были такими, то этого рассказа и не вышло бы. Эта короткая повесть о том, кто спустя долгое время, проведенное в вечной опасности, в вечном дискомфорте, не забыл, ради чего он страдает. Ради чего он называет себя "тушей", каждый раз возвращаясь в точку старта.В полном ужаса и отчаяния мире, есть те немногие, кто идут до конца…

Алексей Котаев

Гидроторакс

Мир вокруг меня

Глава 1

– … звон колокола разбудит тебя, когда придет время…

– Кхах! – боль пробуждения вернула меня назад. Черт… Этот долбанный голос, будто живой, будто рядом со мной, над ухом болтает. Хрень… А еще – кашель этот…

Глаза с спросонья видят плохо. Яркий свет, кучи черных грязных пятен. Я… Повезло, проснулся в хабе. Тут все скитальцы и собираются. Белые стены, сухо, воздух прохладный, отфильтрованный. Эти грязные туши расселись вдоль стен. Спят. Кто-то бродит и кряхтит.

Задолбали, как спать в такой обстановке?!

В этом прекрасном месте, которое все называют «хаб», таится смысл жизни. Это небольшая комнатка, спрятанная под землей. В ней тихо, сухо и безопасно. Самое то, чтобы перевязать раны, обработать ожоги, или просто отдохнуть. Снаружи хаба небольшая полянка, расположенная в центре города… города… понятия не имею, че это за город. Плевать, там от города и нет ничего. Но не суть.

Мы тут все с одной целью. Все, чтобы доставлять грузы. Посылки, которые нам нельзя вскрывать. От хаба, до хаба. Хабов до хрена, и в каждом че-то свое. И везде эти сраные вонючие скитальцы. Суетятся, спят, гадят под себя… те, что постарше. Что место свое в городе, под городом, не заработали вовремя. Отработанный материал, а не люди. Противно смотреть. Тут ведь как: если все три тысячи заказов сделаешь, то впустят. Излечат от всех болезней. Там сухо, свежо, есть трава и простыни. И бабы. Господи! Ни разу в жизни не видел бабу! Хоть бы одну увидеть…

Я, вот, опять про баб подумал, и от главного ушел. Три тысячи посылок, три тысячи вылазок, и будет тебе мирная жизнь. И не надо будет выходить наружу. В это убогое, мерзкое, мертвое место. Самое главное, что подлечат.

– Кха! Кха! – опять из легких вылезает пакость всякая. Все никак прокашляться не выходит. Последний год только хуже…

– Сука, да заткнись ты! – какой-то ублюдок пнул по моим вытянутым вдоль пола ногам. – Дай поспать, бляха!

Вот гандон старый.

Знаю я этого урода. С самого детства его тут вижу.

Встаю, разминаюсь. И пинаю по его лысой башке, покрытой язвами. Кашляю, воздух схватить не могу, и пинаю. Еще и еще. Увалень пытается лениво прикрыться от ударов, но я будто втоптать в пол его хочу. Пинаю и пинаю. Мудак…

– Деня, мать твою! Прекрати старика бить! – лениво ползут ко мне туши-скитальцы. Ползут не потому, что старика спасти хотят, а потом, что группа уборщиков будет лишь через день. Кому охота труп волочить наверх…

А старик обмяк. Кожа с башки слезла, будто и не держалась на ней. Кровь не льется почти, одна сукровица лезет, с грязью от ботинок перемешалась.

– Убил? – спросила одна туша.

– Не. Жив еще.

– Ну и не трогай…

Им тоже плевать. Щас побухтят и лягут на свои рюкзаки, ждать очереди на заказ. Уроды тупые.

Старик захрипел и перестал дышать. Подох. Ибо не хрен! Ему лет сорок уже, а он все еще тут, в хабе ошивается. Ему бы три тысячи делать, а он лежит, мудак тупой. Небось хотел накопить побольше болячек, чтоб работы Сухим прибавить. Хрен тебе, они мне за это спасибо скажут. МНЕ! Не такой твари, которая ленится, пролеживает и проссывает углы чистого хаба, а мне!

Убил?

Ну да, убил. И че?

За что?

Да хрен его знает… Но вины я не чувствую. И раскаян