Назад к книге «Исповедь коралловой женщины» [Ирина Владимировна Данциг]

Исповедь коралловой женщины

Ирина Владимировна Данциг

Биография школьной учительницы о молодости и жизни в советсткое время, о любви к маме и о маминой любви, о дневниках и пионерии, о путешествиях. Книга содержит много фотографий и открыток тех времен.

Ирина Данциг

Исповедь коралловой женщины

«Это только кажется, что настоящая история в шелесте мудрых книг и музейной пыли. На самом деле она хранится на дне старомодных фибровых чемоданов, давно заброшенных на антресоли».

Из журнала «Родина».

«Как ты будешь относиться к родителям, так и дети будут относиться к тебе. Ничего нового человечество не изобрело».

Из сборника «Крылатые слова».

«Жизнь мёртвых продолжается в памяти живых».

Древнегреческий философ Цицерон.

Предисловие

«Весь мир – театр, а люди в нём – актёры».

Вильям Шекспир

И не надо оканчивать театральный институт, все роли давно распределены кем-то, может быть, на небесах. А кто бы раньше сказал, что будет слишком много лжи.

Ольга Кучкина написала исповедальную книгу «Косой дождь». Эта книга о себе и о людях в контексте прожитых дней. Она была бессменным корреспондентом газеты «Комсомольская правда». Я была знакома только с её рассказами. Сейчас прочла всю книгу. И решила разобрать авгиевы конюшни писем и записей.

Жалею, что книгу Георгия Данелии «Кошмар на цыпочках» прочла только в 2022 году (издание 2019 года). А ведь я в своих воспоминаниях интуитивно меняла дубли из памяти как он – из киносценария Жизни. Но я делаю замечания событиям прошлого из окна сегодняшнего дня. Критикую, ворчу, сопереживаю.

Вот и решила я писать, чтобы не потерять себя. Примите мою исповедь. Перемывать грязное бельё я не буду. А ведь у меня сохранились документы истории нашего дома. Это был один из первых кооперативных домов, владения были частными. Возникла идея создать музей дома. Идеалистками оказались только я и Маша, остальные – потребители. Маша – соседка сверху – дизайнер нашего капитального ремонта. Я дала ей переснять все документы о тех, кто здесь жил с 1929 по 1931 годы, и рассказала об их судьбах, связанных с политикой, с пятым пунктом, с эвакуацией и Великой Отечественной войной. Так как я не в ладах с компьютером, то обратилась за помощью в наборе книги к волонтёрам. Какое тут волонтёрство? И районный центр социального обслуживания, и Служба Милосердия, и сотрудники проекта «Московское долголетие» так же отказали. Наступил капитализм именно в отношениях друг с другом, а не в экономике. Я хочу вернуться в XX век, я в вашем цифровом XXI ничего не понимаю. «Экономьте на эквайринге!», – это с какой планеты, из какого языка?

Тот человек, который любит своё детство, вспоминает о нём. Но, кроме моей мамы, любовь моя, оказывается, никому не была нужна. Моя милая, добрая мама! Я хотела назвать эту книгу «Три расплющенных тополя». Через наши две комнаты в Хамовниках, на Плющихе, прошли жизни трёх интереснейших мужчин, и это всё кратковременные подарки Жизни одной скромной, умной, трудолюбивой, с улыбкой Моны Лизы и умнейшими глазами Женщине. Для Вити она была Богиней, для Вани – военной подругой, для Володи – служительницей таланта. Ни с одним не разводилась, всех через пару лет отнимала жизнь.

Мама в юности

Мама во дворе нашего дома

Мама знала четыре языка. В переписке с Витей встречаются слова на французском и на немецком. Когда она говорила, – ни одного слова-паразита. Какой стиль писем Вити – писатель, поэт! Я не произношу ни «э», ни «мэ», ни «так сказать», ни «короче говоря». Ну, так и говорите без «короче».

На конкурсе талантов певица Диана Арбенина свои эмоции выражает так: «Ты – супер!», «Круто!». У певицы Ёлки: «мурашки по коже бегут». Заслуженный тренер Татьяна Тарасова: «хайпанули, молодцы». Вы что, хотите на их уровень культуры скатиться? Мы даже слов таких не знали. Нашла запись мамы, как образец её почерка наклон влево. А мысль была из книги Антонины Коптяевой. «Товарищ Анна»: «Это нам только кажется, что мы с ума сойдём, а приходит горе, и всё переносишь… И также ешь, и спишь также, только остаётся в душе провал, пустота, в которую боишься потом заглянуть, как в заброшенную колоду». Это и моя мы