Журнал «Рассказы». Шаг в бездну

Роман Голотвин

Матвей Юджиновский

Светлана Волкова

Артём Сидоров

Александр Сордо

Максим А. Суворов

Крафтовый литературный журнал «Рассказы» #26

Мирную жизнь от полного хаоса отличает один неверный шаг. Им может стать проросшее суеверие, вызванный внешними обстоятельствами психоз или простое желание разобраться в ситуации. Проявил инициативу, поддался любопытству – и вот всё твоё «я» летит в бездну. А всего-то и нужно было сидеть дома и не высовываться.

Впрочем, порой бездействие – тоже шаг. И он тоже имеет последствия…

Журнал Рассказы 26. Шаг в бездну

Если Анна убьет Альфреда

Анна стоит на твердой, солнцем нагретой плитке.

Анна стоит босая, в маечке и трусах.

В сестринской пахнет спиртом, тихо играет Шнитке,

нервный Альфред. У Анны – черная полоса.

Свитер у Анны колкий, с косами крупной вязки.

Свитер лежит на стуле, скрученный в сто узлов.

Окна закрыты. Воздух, словно варенье, вязкий.

Анна собачьи дышит. Анне не повезло.

Входят: сестра (не Анны, просто сестра в халате),

доктор с седой бородкой, тонкий, как Дон Кихот.

Доктор недолго пишет, Анне – бумажку: «Нате,

это у вас от нервов, это у вас пройдет».

Анна берет со стула колкий измятый свитер.

Анна берет бумажку, полную закорюк.

Нервный Альфред смеется, пляшет святого Витта,

Анне в живот втыкает острый рыбацкий крюк.

Рыбьи скругляя губы, Анна на леске блеклой

тащится за Альфредом в лысый больничный сквер.

Ветрено. От столовой тянет вчерашней свеклой.

Ветрено и свекольно в Анниной голове.

Ласковый кот, колтунный, будто в давнишних дредах,

трется о ногу Анны, фыркая и мурча.

Что там, в бумажке?

«Анна, если убить Альфреда,

может быть, все же выйдет жалкая, но ничья».

    – Елена Шумара

Светлана Волкова

Значок с лыжником

Банка с выводком головастых поварешек издалека напоминала облепленный опятами пень. Их разномастные шляпки из нержавейки блестели на утреннем солнце и казались такими органичными в маленьком пространстве зеленой кухни – ах, наша полянка, всегда смеялись дети. Ольга вынула одну из поварешек, достала большую сковороду, щедро смазала ее подсолнечным маслом, поставила на плиту. Послушала, как сковорода начинает негромко шипеть, совсем по-кошачьи, цыкнула ей: «Чш-ш-ш, тихо!», улыбнулась – как же хорошо! Все хорошо!

Взяв в руки миску с уже готовой опарой, добавила горсть изюму, тщательно размешала, обернулась к детям:

– С вареньем будете или со сметаной?

– С вареньем! – закричал Славик, не отрываясь от книжки-раскраски.

Маша не отреагировала, увлеченная игрой с кошкой Матильдой. В кухню ворвалась старшая Юля, за ней с визгом влетел Таврик, щенок неизвестной лохматой породы, которого дети подобрали у магазина.

– Мам, я не буду! – Юля, возбужденная, вечно куда-то летящая, парящая, взяла двумя пальчиками из тарелки полупрозрачный ломтик сыра, отправила в рот. – Иначе в свадебное платье не влезу.

Ольга снова улыбнулась. Может быть, это и есть пресловутый миг счастья, который она всегда пыталась уловить, зафиксировать, остановить и хранить его отпечаток в серые хмурые дни? Всегда кажется, что будет нечто намного ярче, фотографически безупречное, и сомнений не останется – это и есть самый счастливый миг. Может, все эфемерно, а счастье – вот оно, в этом самом обыкновенном июньском утре, в шипящей сковороде, в смехе детей, в восторженном тявканье собаки и мурлыканье кошки? И в этом благословенном старом доме с просторной кухней окнами в цветущий сад, со светлой верандой с цветными стеклышками в филенчатых дверях, со скрипучей лесенкой крыльца, под одну из ступеней которой муж когда-то положил старый значок с лыжником – на счастье, на счастье. И в старой березе у крыльца, которую сажал в детстве покойный свекор.

Ольга повернулась к плите и вылила из поварешки опару на раскаленную сковородку…

Они – разные, иногда тихие, чаще шумные, спорящие друг с дружкой, дерущиеся из-за велосипеда, обожания Таврика и снисходительного царского внимания Матильды. Они милые, нежные, такие родные, их волосы фантомно пахнут медом с молоком, сколько бы им ни было лет. Они – ее де