Маленькая девочка. Обретение семьи

Владарг Дельсат

Цикл «Маленькая девочка» открывается историей обретения семьи девочкой-сиротой с редким и не самым приятным заболеванием. Пройдя путь недоверия, обвинений в симуляции, избиений в прошлой своей жизни, преданная самыми близкими людьми, Марьяна умирает. Слишком долгое время ее подругами были книги да девочка с аналогичным заболеванием, отцу которой равнодушные чиновники не разрешили взять под опеку героиню. Очнувшись в своей новой жизни, девочка оказывается в Германии, а ее фамилия совпадает с фамилией героя недавно прочитанной книги, отчего героиня думает о «попаданстве» в полюбившуюся ей историю, но реальность оказывается иной. Думая сначала, что просто умирает, обновленная героиня обретает семью: маму, папу и… их сына, которого просит разрешения называть «женихом», чтобы иметь надежду на жизнь. Новая семья делает все для облегчения жизни ребенка, не считаясь ни с какими тратами, в результате героиня обретает уверенность в будущем и делает свой первый шаг. Первый шаг из коляски.

Владарг Дельсат

Маленькая девочка. Обретение семьи

Новая жизнь

Внезапно осознав, что жива, я открыла глаза. Слева что-то пиликало, это означало – я опять в реанимации. Дышалось легко, чуть шумел в маске кислород, это тоже кое-что значило, наверное, но мне было непонятно. Именно маска наводила на мысли о том, что я умерла. Я знала, что умру, давно уже знала и… мне было все равно, только хотелось поскорее, потому что я устала. Имя Марьяна мне дали… Родители, которые… Подступили слезы, захотелось плакать.

Еще было некоторое время до прихода врачей, потому что им монитор все сказал. Еще Катин папа рассказывал, что мониторы все говорят. Когда умирают, то вокруг суетятся, я помню… Но докторов вокруг я не увидела, значит… Я не знаю, что это значит. Может быть, я ненадолго умерла? Тогда они точно сейчас придут. Если я умерла… Зачем меня вернули? Ну за что? Опять захотелось плакать, поэтому я начала вспоминать, с чего все началось.

Мне было лет пять, когда обнаружилось, что у меня возникают синяки будто сами собой, а потом начали вдруг болеть пальцы. Они сгибались в любую сторону и почему-то болели. Я была маленькой и не знала, что это нужно скрывать, поэтому пожаловалась маме. Мама разволновалась, и отвела меня к врачу. Он покрутил мои руки, посмотрел в полные слез глаза, но как-то очень равнодушно сказал, что так болеть не может и я все выдумала, чтобы выпросить чего-нибудь. Мама очень рассердилась, привела домой, где сняла с меня… ну… все, чтобы больно побить какой-то палочкой. У меня пошла кровь, потому что кожа очень тонкая – через нее видны все вены, особенно на груди. Было очень больно, и я, конечно, кричала. Но после палочки болеть, где всегда, стало меньше, недолго, конечно, поэтому я поняла, что так правильно. Если бы я знала, чем это все закончится…

До школы все мои усилия уходили на то, чтобы не расплакаться от боли, хотя теперь меня наказывали широким ремнем, от которого не шла кровь, но тоже было очень больно. Зато потом было не так больно писать. Я всегда была маленькой, даже сейчас выгляжу лет на восемь, наверное, хотя мне тринадцать, поэтому, наверное, наказывали не часто, просто, чтобы не придумывала. Когда мне исполнилось восемь, мне даже начало нравиться, когда наказывают, потому что после наказания становилось легче дышать, поэтому я уже не сопротивлялась, охотно приходя, когда меня хотели налупить.

У нас в классе была девочка по имени Катя, ее папа спас мне жизнь. Хотя я так и не поняла, зачем. У Кати тоже была тонкая кожа и гнулись пальцы, но ей поверили, а когда я пожаловалась на то, что болит, то меня послали… к психиатру. Это сейчас я знаю, что это был психиатр, а тогда я обрадовалась доктору и все-все ему рассказала, а он… Он меня обманул. Дядя доктор сказал, что теперь все будет хорошо, а написал, что я все выдумываю и от этого надо лечить уколами. Уколы – это очень больно, даже больнее, чем ремень, но и после уколов мне становилось легче дышать и уже не так болели пальцы, поэтому я повеселела. Катя рассказала своему папе, и тот поговорил с моими родителями, а они расс