Рассказчица
Кэтрин Уильямс
Trendbooks
Разбирая чердак старого дома своей двоюродной прабабушки, Джесс Морган знала, что обнаружит что-нибудь интересное. Но сундук с дневниками принцессы Анастасии Романовой превзошел ее самые смелые ожидания.
Что, если прабабушка Джесс была одной из самых загадочных принцесс мировой истории? Что, если Джесс – наследница императора? Симпатичный студент кафедры русского языка Эван Герман готов помочь ей с поиском ответов.
Кэтрин Уильямс
Рассказчица
THE STORYTELLER © 2022 by Kathryn Williams
Translation rights arranged by The Van Lear Agency, LLC and Gillian MacKenzie Agency LLC
Изображения на обложке Credit Line
© Rebecca Stice / Trevillion Images
© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2023
* * *
Грэгу и Тедди
Назвать рассказ правдивым значит оскорбить и искусство, и правду.
Владимир Набоков
Лганье перед самим собой у нас еще глубже укоренено, чем перед другими.
Ф. М. Достоевский
Пролог
Не знаю, когда я стала притворщицей. Это не было осознанным решением. Скорее плавным, постепенным соскальзыванием в состояние, в котором, честно говоря, жилось легче. Возможно, это началось в шестом классе, когда я сказала маме, что хочу научиться играть на пианино, а она убедила меня заняться спортом, потому что так проще завести друзей. И я шесть лет играла в футбол. Терпеть не могу футбол.
Или, может, это началось в девятом классе, когда мисс Эмери, школьный психолог, сидящий в крошечном – не больше кладовой – кабинете, наклонила голову и спросила: «У тебя все нормально, Джесс?» – на что я с улыбкой ответила: «Да, все отлично». Сказать это было проще, чем пускаться в объяснения, что Дженни Глок вдруг перестала со мной общаться без какой-либо на то причины или что перепалки моих родителей за дверью спальни становились все более эмоциональными. Или, может, это началось, когда мы только приехали к бабушке с дедушкой во Флориду. Бабушка, прищурившись, спросила:
«Как дела дома?» – а мама холодно ответила: «Отлично».
Или когда Райан Харт спросил, нравится ли мне кататься на лыжах, а я опустила взгляд на хот-дог в своей руке и ответила: «Да, нравится». Это был День труда[1 - День труда – национальный праздник США, отмечается в первый понедельник сентября. – Здесь и далее примечания переводчика.] в 2003 году, мы пришли к Хартам на барбекю. Они недавно переехали в Кин из Бостона. Наши родители дружили с колледжа и надеялись, что я и Райан, оба восьмиклассники, тоже подружимся.
Мы с ним сидели на уличном столе под дубом с еще не опавшими листьями. Райан, с загорелой медовой кожей и прической как у участника бойбенда, однозначно и беспрекословно был Красавчиком, именно с большой буквы. Таким очаровательным парнем, слегка отстраненным, в которого была бы влюблена героиня фильма 1980-х годов. Вечернее солнце проглядывало сквозь ветви, светлые волосы на его руках отражали сияние. Он казался золотым.
Даже его имя идеально подходило для того, чтобы рисовать его в сердечках на полях тетради или мечтательно шептать, будто пробуя на вкус каждую букву: Райан Оливье Харт. Следующие полтора года все мои учебники, дневники, любые клочки бумаги – все было исписано его именем.
В школе хватало одного его «привет» мимоходом в коридоре – по вторникам и четвергам после второго урока, иногда по пятницам, если он бывал у миссис Кардинетти, – чтобы совершенно вскружить мне голову. Каким тоном он сказал «привет»? Он посмотрел мне в глаза? Мельком или реально посмотрел? А когда он спросил, приду ли я к ним на праздник, он сделал это из вежливости или надеялся, что я в самом деле приду? Обдумывая все детали, я сама себя пытала вместе с лучшей подругой Кэти.
Райан был таким, какой хотела быть я: уверенным в себе, популярным, спокойным, расслабленным. Где он сиял, я терялась. Мне было тяжело завести и удержать узкий круг друзей, а он будто без труда собирал вокруг себя толпы. Наши круги общения едва ли пересекались, но Райан Харт был ко мне добр. Иногда мне казалось – я этого хотела, – что он ко мне тянулся.
На самом деле я не катаюсь на лыжах. Я вообще не переношу мороз. Никогда не понимала, какой смысл кутаться в ше
ЛитРес