Тюремные истории от женщины, выпавшей из времени

Елена Ивашкова

Реальные истории из женских тюрем и лагерей. Рассказывает авторитетна зечка от первого лица.

Елена Ивашкова

Тюремные истории от женщины, выпавшей из времени

Предисловие.

Большую часть своей сознательной жизни я провела в местах не столь отдалённых. Сейчас мне 56 лет и за спиной четыре срока в разных лагерях России и Украины.

Буры. Тюрьмы. Этапы. Пересылки. Отстойники. Карцера. Стаканчики. Кормушки. Камеры. Прогулочные дворики и вагоны Столыпина. Это далеко не весь перечень слов, до боли цепляющих мою память. И, наверное, пришло время предложить вашему вниманию истории из своей жизни. Имена и "погоняла" оставлю без изменений, в память о тех кого больше нет.

1978 год

Двор. Детская площадка. На качелях, заливаясь смехом, заражает всех весельем задорная девчонка лет 12. Раскачиваясь всё выше и выше она кричит:

– Домчу до неба! Кто со мной?

Ясный, солнечный день. Рядом с качелями стоит велосипед, потом она запрыгнет на него и помчится куда глаза глядят. Сколько интересного её ещё ждёт впереди! Целая жизнь!

В детстве, несбыточные мечты, в юности, необдуманные поступки, в зрелости, покаяние.

Наверное, каждому из нас хотелось бы вернуться в прошлое и исправить ошибки, сделанные по глупости, по молодости. Но там, в детстве, не зная ещё чего ожидать, мы сами выбираем свой жизненный путь.

Если я сниму с пальца перстень, то можно увидеть крестик, который я наколола в четырнадцатилетнем возрасте. Это были справедливые восьмидесятые, и меня со страшной силой тянуло в блатной мир. Чем он так манил меня? Причин было множество. И первая, – порядочность, как не парадоксально это сейчас звучит. В мире где каждый знает своё место, отвечает за свои слова и живёт по понятиям, не может быть несправедливости и беспредела. Во всяком случае, я так считала. И столкнувшись с реальностью, ещё долго

продолжала жить этими иллюзиями, находясь в эйфорическом состоянии. До тех пор пока не получила свой первый срок. Школа жизни преподала мне хороший урок, чётко обозначив мне: ты- женщина. И здесь понятий нет! Но есть что-то другое, и это другое называется страх.

Вот только, как бы страшно не было, жизненный путь мы выбираем себе сами. Кто-то летит, а кто-то ползёт. Кто-то поёт, а кто-то каркает. Каждому своё, и теперь невозможно уже повернуть в обратную сторону, невозможно ничего исправить. И остаются только воспоминания…

Как покаяться душе моей, среди ряженых живя людей?

Нацепивши на себя колпак, тело душу загоняет в мрак…

Как покаяться душе потом?

Когда тело бьёт её кнутом,

Изрыгая хохот ртом своим:

– Ты ж хотела? Получай экстрим!

И хотела бы душа спастись, только тело ей кнутом хлобысь! Раз, и два, и три, четыре, пять

– Буду я теперь с тобой играть.

Душу в жертву ты приносишь мне.

Скуку любишь ты топить в вине,

Горе травкой любишь разбавлять.

Как же мне с тобой не поиграть?

И хотела бы душа спастись…

Глава первая. Тюрьма. 1987 год.

Впервые на Новочеркасский централ меня привезли, с одной из моих знакомых по воле, Любкой Пипеткой, этакой пацанкой, наркоманкой цыганской породы. В отстойнике мы с ней договорились держаться друг друга, и если вдруг, что, биться как Печенеги. Для непосвященных поясню, отстойник это как вокзал, для приезжающих и уезжающих. Некоторое время здесь дожидаются своего распределения по камерам. Дождались мы. Нам вручили по матрасу, шнырь сунул кружку, миску, ложку без черенка и нас повели по лестницам и продолам. Когда открыли дверь в хату, мы увидели крохотную камеру, на четыре шконки. Я шепнула Любке:

– это кумовка.

Поясню, камера для раскрутки, где встречают очень тепло, заботливо. Выводят на разговор, пытаясь разузнать то, чего ещё не знают органы. И, соответственно, потом докладывают куму-оперу.

Встречала нас очень кучерявая, какая-то квадратная, невысокого роста девушка лет двадцати. Вера с чудной фамилией Сказка. После того, как за нами захлопнулась дверь, она начала хлопотно суетиться, предлагая попить чайку. Камера была такая маленькая, что между двухъярусными шконками, в проходе, надо было протискиваться бочком. Я обратила вн