Назад к книге «Грани. Система Иерархии» [Виктор Александрович Моключенко]

Грани. Система Иерархии

Виктор Александрович Моключенко

Время самое загадочное явление из всех известных человечеству. Когда нечем занять себя, оно тянется невыносимо долго, превращаясь в самую изощренную и мучительную пытку, и наоборот: когда пытаешься его удержать, продлить хоть на миг, с горечью и разочарованием снова убеждаешься, что это невозможно. Нет ничего дороже утерянного времени. Времени, когда все можно изменить и прожить по-другому…

Виктор Моключенко

Грани. Система Иерархии

Петля Уробороса

– 01 —

– Сволочь ты – подытожила моя спутница, нервно роясь в своей сумочке – сколько времени я на тебя потратила и все впустую. Хоть раз, ну хоть раз в жизни ты мог сделать так, как я тебя просила?

– Забавно. Почему ты повторяешь эту фразу каждый раз, когда хочешь что бы все было по-твоему?

– Издеваешься, да? – она бросила на меня мстительный взгляд и щелкнула зажигалкой.

– Нет – ответил я устало, глядя на несущуюся ленту шоссе и пытаясь в тщетной надежде уйти от бесконечного спора – просто пытаюсь тебя понять, и как всегда безуспешно. Разве может мир вертеться вокруг твоих интересов?

– А почему нет? – она раздражено пожала плечами, стряхивая пепел прямо под ноги – если ты не возьмешь от жизни что хочешь сам – жизнь отберет это сама. И пока ты наивно будешь уверять окружающих в своих нелепых самаритянских убеждениях, более сильные и наглые просто оттолкнут тебя в сторону и пройдут к цели. В лучшем случае по твоей спине.

– Цель у каждого своя – под стать интересам. И от того что урву кусок пожирнее и послаще, разве стану я жить лучше?

– А обо мне ты подумал, пацифист недоделанный? Сколько мы можем жить в этой жуткой дыре, прозябать в этом безвылазном болоте, живя от случая к случаю? Сколько можем копить деньги, пытаясь купить хоть что-то стоящее?

– Ну, сколько можно об одно и том же, а? Еще не надоело? – начал таки вскипать я – если все это так тебе не нравиться, то никто не обязывает жить, как тебе не хочется. В конце концов, ты тоже можешь найти себе работу.

Она пораженно захлопала глазами и покраснела от негодования.

– Да ты…

– Точка воздействия определена. Закрепить векторные координаты ветвления.

– Координаты введены. Разворачивания вероятностных линий начато.

– 02 —

Поразительно, каким синим и бездонно глубоким может быть небо. Мы так мало смотрим вверх, мы вообще предпочитаем не замечать его бесконечность, считая за лучшее прижимать откормленные тугие холки к сытой и незамысловатой кормушке земного мира, утробно рыча отстаивать свою территорию и добытый лакомый кусок, с ненавистью и страхом сверля окружающий мир налитыми кровью глазами.

Господи, как же все это надоело, до тошноты, до умопомрачения надоело жить этой тоскливой серой жизнью, огрызаясь на все стороны от точно таких же двулапых зверей гордо называющих себя людьми, и пытающихся сохранить в себе хоть каплю человечности. Но человек начинает умирать в странном двуногом звере уже тогда, когда ты берешь суковатый и неуклюжий сук такими же неуклюжими, суковатыми пальцами обезьяньего прародителя и вместо того что бы сделать из него орудие труда, опускаешь его на мощный и мохнатый загривок соседа по двуногой стае. Опьяненный своей победой зверь обводит торжествующим взглядом притихшую от внезапного открытия столь нового пути решения социальных проблем стаю и выбирает себе лучшее место у костра. Продрогшему от тропического ливня зверю в обезьяньей шкуре тепло и уютно, и больше ничто его не тревожит и не заботит, убийство человека в самом себе сущий пустяк на пути эволюции. Моисей был неправ, сделав библейским прародителем убийства Каина, до рождения которого оставались миллионы и миллионы лет: первый раз оно случилось здесь, именно вот так, просто и буднично и с тех пор продолжается во все время. Единожды осознав своим скудным полуживотным сознанием притягательность убийства как такового, обезьянья стая так и не смогла от него отказаться. И какая разница: колючая ли дубинка в лапах лохматого обезьяньего предка или кнопка стратегического управления ядерными ракетами под холеными пальцами облаченного в золото и выбритого до синевы его далекого,