Тридцать три урода

Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал

Librarium

Об этой женщине слагали легенды. Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал (1866–1907) – русская писательница Серебряного века, жена символиста, поэта и драматурга Вячеслава Иванова. Звали ее Диотима в честь прекрасной и мудрой жрицы из известного диалога Платона «Пир».

В 1906–1907 годах Лидия Дмитриевна пишет грандиозную и скандальную повесть «Тридцать три урода». Повесть стала настоящей провокацией, бунтом самой Зиновьевой-Аннибал против собственного «светлого» образа музы. Главная героиня манифестирует новое: «Я научу тебя самой себе».

Также в сборник вошли рассказы из цикла «Трагический зверинец» – книги, любимой деятелями начала XX века: ее высоко ценила М. Цветаева, сюжеты прослеживаются в «Небесных верблюжатах» Е. Гуро и «Зверинце» В. Хлебникова.

В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.

Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал

Тридцать три урода

© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021

Тридцать три урода

Повесть, опубл. в 1906

Вячеславу Иванову

1 декабря.

Сегодня я проснулась очень рано. Горела свеча на моем столике, у моей постели. На коленях стояла Вера и, уткнувшись в мой матрац, плакала. Я спросила о чем.

– Все неверное на земле. И красота тоже. Ты состаришься.

Ее лицо было заплакано, и слезы капали отовсюду: из глаз, из носу и из глубоких врезов в углах ее губ, которые делают ее рот трагичным.

Я сказала:

– Да.

3 декабря.

Она удивительная актриса. Она такая, каких не было, нет и не будет.

Я ее спросила, когда мы вчера вернулись из театра:

– Вера, ты счастлива?

Она, вместо ответа, усаживала меня на постель и расстегивала на мне платье. Потом:

– Твоя ванна готова. Идем. Я влила твой любимый крем.

– Вера, столько восторга, поклонения тебе!.. Им всем ты дала счастье. Сама ты счастлива?

– Я привыкла. Иди же. Иди. Ванна стынет. Иди.

– Ты и ко мне привыкнешь?

– Нет, к тебе не могу.

Она целовала мне глаза, и губы, и грудь и гладила мое тело. Да, у меня прекрасное тело! Значит, в этом мое счастье. Потому что я – красота.

Не надо привыкать. Я не привыкну к своей красоте.

6 декабря.

Вера заказала мне шелковых и шерстяных тканей шириной в мой рост. От них отрезает по три аршина. Скалывает на мне у плеч и вдоль одного бока сверху до колена.

Это мои хитоны.

Ношу их на голое тело. Мне это нравится: я в них такая высокая и гибкая, и легка, как нагая. На босую ногу сандалии.

Когда приходят чужие, Вера набрасывает мне свободно через спину длинную ткань, скрепляет у плеч, и, перекинутая через руки, она свисает до полу по обе стороны хитона.

15 декабря.

Утром она ходила к портнихе. Я осталась завивать перья. Потом разбросала их вокруг и легла в подушку грудью. Я люблю ощущать под собой свои груди: они такие удобные, маленькие и упорные.

В моей комнате нет стульев и столов. Вера говорит: дикие сидят. Только лежать красиво и достойно тела. Она постлала ковры на матрацы вдоль стен, забросала их подушками…

Лежала, вытянув вперед локти, оперев о них голову. Так хорошо вспоминается. Еще недавно жила с ними. Бабушка была чувствительна и бессердечна. Так сказала Вера…

Вера странная. Но я ей покорилась бы во всем. Покоряюсь… Да, утром на локтях вспоминала ночь, ту – незадолго до назначенного дня моей свадьбы. Бабушка сказала, что муж моей матери не был ни ее мужем, ни моим отцом. Бабушка думала, что мне следует узнать это перед свадьбою, и… она хотела, чтобы я оценила ее ловкость. Ведь, несмотря на то, она добыла мне жениха. И вместе с тем она боялась, что открытие это меня поразит. Впрочем, отчасти и радовалась эффекту. Только ей пришлось успокоиться и… разочароваться. Я не удивилась. Ничего ведь не изменилось ни во мне, ни вокруг меня оттого, что я узнала о факте, уже давно совершившемся и всем известном. Тогда я даже ничего не стала думать и догадываться. Скучно. Я только старалась вспомнить маму. Не вспомнить, а представить себе, потому что мама умерла во время родов и бабушка усыновила меня. Но не могла и тогда: вместо мамы представлялась бабушка помоложе, и мне она была – все равно.

Теперь, вот сегодня утром