Море любви
Валерия Константиновна Галкова
Когда вы хотите, чтобы вас трогали – это страсть.
Когда вы хотите, чтобы о вас всячески заботились – это инфантилизм.
Когда вы хотите, чтобы без вас не могли жить – это эгоизм.
Когда вы хотите срочно родить ребенка – это биология.
Когда вы любите – вы ничего не хотите. Факт.
Да, это звучит иррационально и странно, но нужно научиться называть вещи своими именами.
Любовь не имеет практического результата.
Любовь – это просто приятное тепло внутри.
И это лучшее, что мне приходилось ощущать.
Море любви. More любви. More love.
Стихи и письма о самом прекрасном приключении моей жизни.
Валерия Галкова
Море любви
«…просто мы на такой полосе,
где друг другу отдали друг друга,
а забрали все»
Предисловие
Я всегда знала, что умею писать хорошо. Но как в каждом из нас задумано что-то, в чем мы отменны просто потому, что так распорядилась природа, я едва ли считала это талантом. Вроде как, если есть люди, которые априори приучены быстро бегать, высоко прыгать или громко петь, то я, далекая от спорта и всей прочей суеты, приучена складывать буковки сначала в хрупкие слова, а затем в серьезные фразы, и не более.
Долгие годы тексты воспринимались мною лишь как механизм знакомства с внешним миром. В ситуациях, когда я по каким-то причинам не могла сказать вслух, то, как правило, брала лист бумаги и начинала писать. Письма (а именно они стали самой первой проекцией личных барьеров во вне) лечили мое сердце, возвращали ушедших близких, знакомили с новыми, говоря за меня о важном и несущественном. Я складывала конверты в большую коробку и хранила их на самой верхней полке в своей читинской квартире. Количество слов увеличивалось, характер менялся, но я по-прежнему продолжала верить, что не делаю ничего, кроме как всего лишь общаюсь на своем собственном языке. Как умею.
Однажды я увидела, как человек, держащий в руках мое письмо, плачет. Внутри меня тогда впервые что-то сломалось. Осознание непреодолимой силы воздействия причинило ощутимую боль, и я решила на какое-то время перестать. Мне было страшно слышать о том, как мой слог лечит или о том, как он спасает. Потому что мы же все хорошо знаем – у медали, как ни крути, две стороны, и если я есть мудрость, то я есть и разрушение тоже.
Но кто спрашивал, чего я хочу (или не хочу)? В семнадцать лет моя неуязвимость и возможность в случае чего спрятаться за очередной громадой фраз пала навзничь перед самым банальным, что только могло произойти. Первое и самое сильное, самое честное мое чувство.
Любовь.
И спустя так много лет я не устаю повторять, что мне тогда действительно очень повезло. Кто в состоянии представить, что за «счастье» свалилось на его молодую, бандитскую и такую же семнадцатилетнюю голову? Я и тонна моих смыслов.
Сегодня нам уже двадцать пять, а я, стыдно признаться, никогда не задавалась вопросом о том, как это было? Стать моим самым преданным слушателем, самым чутким читателем, самым любопытным наблюдателем, самым родным человеком.
И себя я тоже никогда не спрашивала, как так случилось? Стать твоим голосом и твоей же пыткой. У медали две стороны, все мои страхи сбылись.
Что же до поэзии, то писать в рифму я не училась специально. Мне кажется, что этому невозможно научиться. Ты либо чувствуешь так, либо нет. Моя литературная мама Катя Скабардина (единственный человек, кому за все время я позволила править и воспитывать мои тексты) говорила, что есть люди, которые пишут головой и те, кто – сердцем. По ее мнению, я оказалась среди последних, и это значит лишь то, что творчество обернулось тем самым бартером, который я выменяла на право присутствовать в его жизни. Человек ушел, я больше не сумела. Но на всю жизнь запомнила, как это, когда в голове гремит армия десятков залпов, как буквы ищут друг другу пару и как, находя, они толкают тебя с обрыва, чтобы в конечном итоге подарить мир.
Мои первые стишки появились на свет, когда мне еще не исполнилось двадцати одного. Они были достаточно кособоки и уязвимы. Я смотрела на них и думала, что это первая и последняя попытка. Точно так. И тогда один мой близкий друг сказа