Фейрум

Дарья Райнер

«Истории могут разрушать и строить миры. Они возвращают забытых и исцеляют мёртвых. Дают надежду там, где её быть не должно. Они вечны. Как и сны – истории вне времени…»

Жизнь семнадцатилетней Филиппины перевёрнута вверх дном. Мать тяжело больна, новый друг оказывается гостем из иной реальности, а привычный мир гниёт на глазах. Теперь Липе предстоит узнать, сколько стоит дружба, какими картами играет судьба и что объединяет мультивёрс с початком кукурузы. Но прежде – попасть в Шаткий Дом на границе Ещё-Не, место, где не существует времени.

Дарья Райнер

Фейрум

«Время всё лечит, всё забирает, оставляя в конце лишь темноту. Иногда в этой темноте мы встречаем других, а иногда теряем их там опять».

– Стивен Кинг

ЭПИЗОД

I

ИСТОРИЯ С ОСТРОВОМ

? Peter Gundry – She Cometh

– Закрой глаза. – Вит улыбался.

Солнце светило ему в спину, рождая золотистый ореол. Ветер путался в волосах и уносился прочь – плясать на водной глади, рябью выводить загадочные письмена.

– И пропустить всю красоту? Издеваешься?

Липа сидела на корме, чуть свесившись влево, касаясь ладонью воды. Отчего-то это казалось важным. Всё равно что сказать озеру «здравствуй» после долгой разлуки, напомнить о себе и попросить прощения.

– Таковы правила, Малёк. Остров любит гостей, если гости…

– …уважают его волю, – отозвалась она эхом. Слова, знакомые с детства, но теперь, вернувшись после стольких лет, Липа понимала их значение.

В детстве это была игра. Как прятки. Нужно было зажмуриться и сосчитать до ста, пока дедушка вращал вёсла и рассказывал новости под мерный плеск воды. Каждое лето – новое приключение, в котором Остров – сказочная страна, а озеро…

Озеро – это мост, и оно же ворота. И бдительный страж, требующий платы. Всего-то и нужно, что обменять минуты зрения на месяцы, полные волшебства. Щедрая сделка. И справедливая: нельзя брать что-то, не отдавая взамен. Главное правило, которое дедушка вбил ей в голову.

– Ещё минутку, и всё.

Липа честно поклялась. Сплела пальцы, как делали они с Витом, скрепляя договор: указательный лёг на безымянный поверх среднего. Жест, означавший верность.

Она относилась к Виту, как к брату – старшему, местами далёкому и непонятному, но всё же любимому. Для дяди он был слишком молод и, прямо говоря, легкомысленен. Даже Липа в свои семнадцать рассуждала более здраво, чем он в двадцать девять.

– Я слежу за тобой.

– Сама суровость. – Зачерпнув пригоршню воды, она брызнула ему на колени.

– Эй! Кто-то дошутится сейчас – за борт выброшу!

Вит непроизвольно дёрнулся и скинул сандалий. Липа с хохотом бросилась ловить обувку.

– Вёсла не потеряй!

– Да уж как-нибудь. Разошлась тут… а минута кончается.

Липа очнулась. Запрокинула голову. Улыбка померкла на губах. Озера было мало: ей хотелось вобрать мир полностью – запомнить таким, каким он был вдали от бетонных стен и городской суеты. Ярким, полным, настоящим.

Сизое небо светлело ближе к горизонту, окрашиваясь в персиковые оттенки. Облака цеплялись за вершины Двуглавого Пика. Силуэты гор вырастали за кромкой дальнего берега. Там лежал Бранов, откуда Липа приехала на поезде – стальной гусенице, ползущей сквозь кедровые леса. Там, в Бранове, осталась мама.

Липа зажмурилась.

Почувствовала, как солнце касается кожи. Как Вит налегает на вёсла. Старое судёнышко, принадлежавшее деду, медленно удалялось от берега. У деревенского пирса оставались рыбацкие лодки и катера – современные, но «без души». Слишком быстрые, слишком шумные. Вит морщился всякий раз, заслышав гул мотора. Именно в такие моменты он становился похожим на деда Анатоля: не столько чертами лица, сколько прищуром и едва заметным наклоном головы… Они с мамой были сводными. Дети разных матерей, почти не росшие вместе. Бабушка Фия умерла в тридцать пять.

Мама уже пережила её на семь лет.

Первые симптомы появились два года назад, вскоре после того, как Липе исполнилось пятнадцать. Беспокойство, замедленность реакций, а затем – паника, когда обе поняли, что болезнь неизбежна.

К шестнадцати Липа знала всё о хорее Хантингтона: генетическое заболевание нервной системы, белковая мутация, передавша