Коготь казуара

Ирина Критская

Маргарита не то чтобы в ужасе, но поток мерзости в душе от низкой измены мужа хлынул и затопил прошлую жизнь, сравняв ее с землей. Вместе с семьей начало рушится все – работа, любовь на стороне и Маргарита решает бросить все и уехать в село, на свою забытую родину. Вот только прошлое преследует ее – и не только лишает покоя – стремится отнять и жизнь…Вцепившись в горло жутким острым когтем…

Содержит нецензурную брань.

Ирина Критская

Коготь казуара

Глава 1. Измена

Очередной заряд ледяного дождя с порывом бешеного ветра накрыл Маргариту, когда она вышла из такси на другой стороне своей улицы, пожалев молоденького, растерянного таксиста, который никак не мог врубиться, как вывернуть с переулка к её подъезду.  На секунду распластав её по глухой кирпичной  стене старого, готовящегося к сносу дома, ветер вдруг стих, как будто его выключили, и Маргарита, чертыхаясь про себя жуткими богопротивными словами, подобрала свой шикарный, вчера купленный по случаю, плащ и, белоснежными с утра сапожками, вступила в мерзкую, глинистую лужу, на поверхности которой плавали окурки и ещё какая-то дрянь. На душе было так же мерзко, как в этой луже, да ещё чёртова мигрень накрыла неожиданно, хорошо Павел Петрович отпустил с работы на пару часов раньше, а то бы сдохла прямо там.

Маргарита ненавидела Москву, особенно эту, Поповскую, неряшливую, грязную, ноябрьскую. Жизнь проведя в этом городе, она любила его всегда, но сейчас, когда по настоянию мужа, они, продав клетушку на Бауманской, купили огромную, шикарную квартиру в новострое, но на выселках, в Медведково, она возненавидела её с особым рвением – до визга. Каждый день пиля на трамвае от ВДНХ вдоль помирающего частного сектора, от которого остались лишь пара домиков, три коровы, пасущиеся около путей, и непролазная грязь от строек новомодных блочек, она, почему – то заглядывалась на эти домики, на крошечные участки собственных мирков, с чудом сохранившимися кустами смородины и сирени и… завидовала… Она!!! Горожанка со студенческой скамьи, ярая, как все новообращенные, чистоплюйка, помешанная на тряпье, парфюме, маникюре, не пропускающая ни одной выставки в Пушкинском и ни одной премьеры на Таганке – завидовала! Причём как-то нутряно, исконно, по-бабьи. Какие-то генетические штуки срабатывали что ли, хотелось учуять запах парного молока и навоза, выйти утром в росистый цветущий сад, пробежаться по росе в одуванчиках, прыгнуть с тарзанки в прохладную, чистую воду, а потом гнать утей с реки на закате… Чёрт его знает… В душе Маргариты – тридцатичетырёхлетней, слегка и очень красиво полноватой шатенки с идеально отработанной хорошим косметологом внешностью, вечно бродила невызревшим тестом какая-то неудовлетворенность имеющимся, вечное раздражение, обида на всех и на все.  "Мужик у тебя хреновый, пользоваться своим струментом не научился, отсюда и страдания," – истово верещала Вероника, местная Мессалина, жалостливо глядя на Маргариту, – "Найди хорошего, чтоб молот крепко держал, а лучше молоток отбойный. Будешь добрая, как я".

Маргарита и не соглашалась особо, вроде и муж ничего, из категории" сойдет", да и любовник есть с молотом… А все равно – надоедливое раздражение отравляло жизнь, и сделать с ним она ничего не могла.

Привычным движением зажав нос надушенным платком (вроде дом новый, а уже кошки его уделали, хоть противогаз носи), Маргарита вскочила в лифт, еле дыша доехала до своего седьмого, тыркнула ключами в дверь, потом ещё – не тут – то было. Ключ не лез, потому что изнутри в замочную скважину его уже сунули, и на кой черт, не понятно. Вдруг озверев, Маргарита, повернувшись задницей к двери, начала долбить каблуком изо всех сил, тут же его сломала, взвизгнула, как разъярённая кошка, и, нажав на кнопку звонка, держала его, не отпуская, пока ей не открыли.

На пороге, с мордой нашкодившего кота, в банном халате и тапках, со взъерошенными плешивыми кудельками, вставшими ореолом вокруг сияющей лысины, стоял любимый муж Толик. От него тошнотворно несло Орифлеймом, той самой новомодной пакостью, которую совсем недавно к Маргарите на работу притаскивали