Полтора дня

Глава 1. Утро. Скрэмбл

– Ты всегда казался мне хлюпиком, – она смотрела на него, едва проснувшегося, прикрыв рот простыней, так что торчали одни глаза с хорошенько размазанной тушью.

На полу лежали скинутые небрежно вещи. Двое малознакомых людей делили постель и утро, обнажающее недостатки. Вечер матирует несовершенства. День скрывает детали за беготней. В ночи, как известно, кошки серы. А утро… Утро похлеще, чем в операционной, препарирует. И речь не только о внешнем. Обнимает партнер спросонья или сбегает по делам, улыбается или прячет глаза – вот оно, истинное и самое верное время, обнажающее недостатки. Недостаток любви, тепла, вовлеченности. Недостаток близости.

– Чего спряталась? – спросил он и добавил, обдумав услышанное: – Почему хлюпиком?

– Хлюпиком, и все. Я же говорю: каза-а-ался, – она растянула «а», продолжая речь из укрытия, ткань вокруг рта намокла и прилипла к лицу.

– Не дури, вылезай оттуда! – он рванул простыню.

Она расхохоталась, дернула в ответ. Выиграв сражение за кусок материи, вскочила, обернулась на манер гречанки и прокричала:

– Чур я первая в душ!

Сделав неуклюжий реверанс, топоча, как хороший тяжеловес, она скрылась из виду.

С ней никто не соревновался. Стасов хорошо себя чувствовал в кровати, раскинувшись звездой. «Ох уж эти корпораты, никогда не знаешь, с кем проснешься», – подумал он и улыбнулся, припомнив, как все начиналось. Помнил он не так чтобы очень хорошо.

Стасю для себя он не рассматривал. Не потому, что с ней было что-то не так. Бывают женщины, с которыми сложно. Может, даже не сложно. Он не мог подобрать слово. Такие, от которых не знаешь, чего ожидать. Или начнут преследовать, или ни во что не будут ставить. Словом, такие, что не попадают под сформировавшуюся за жизнь классификацию. На флирт такие реагируют странно, с лицом, будто льешь им на голову кофе из автомата, при этом сами выдают неоднозначное поведение. То поправят тебе воротничок у рубашки, то возьмутся смотреть издали, прямо долго-долго, как бы и на тебя, и сквозь. А присядешь к такой на край стола, улыбнешься, поигрывая папкой с бумагами, а она опять с тем же видом уставится, будто ей на голову что-то льешь. Потому держался он от Стаси подальше. Было в офисе, помимо нее, много кого интересного. А вчера она заявилась на праздник с таким недвусмысленно глубоким декольте, что само по себе работает, как липкая лента для ловли мух, а в изрядном подпитии и подавно. В ее овальном вырезе «побывал» весь отдел, только ленивый не кинул туда взгляд. Потому пробуждение Стасова у Стаси в кровати казалось теперь вполне оправданным и, можно даже сказать, предопределенным.

Он бегло оглядел комнату. Ничего особенного. Горшок с цветком на полу. Голые стены. Светлый дубовый пол и стул с вещами вместо шкафа.

Гость спустил с кровати ноги, потянулся и широко зевнул. За пределами спальни что-то происходило, до него доносились странные гортанные звуки. Подхватив пальцами ног трусы с пола и подкинув вверх, он поймал их одной левой. Посмотрел, где у кельвинов зад, где перед, быстро надел и вышел в коридор.

Звуки доносились из душа – очень скверное пение. По пути на кухню Стасов наткнулся босой ногой на мелкую, неприятно воспринимаемую телом деталь, нагнулся, покрутил в руке – лего. В просторной столовой по-свойски открыл холодильник, оценив безысходность положения. Есть хотелось зверски. Пение закончилось, дверь в ванную распахнулась, и вместе с паром ему явилась новая близкая знакомая из отдела по связям с общественностью.

– Ты что это, душ в кипятке принимала? – спросил он, глядя на нее, совершенно красную.

– А я всегда так, – она улыбнулась. – Будешь завтракать?

– Да я бы с радостью, но у тебя ничего нет. – Стасов резко открыл и закрыл дверь холодильника, демонстрируя его бесполезность.

– Как это нет, все у меня есть. – Хозяйка дома отодвинула гостя от дверцы и стала доставать свертки и баночки, приговаривая: – Это называется «ничего нет», тоже мне фифа, у меня всего полно!

Стасов присел на небольшой диванчик, поигрывая маленькой деталью, что попалась под ноги. Хозяйка, фырча, одномоментно вытворяла на сковороде