Регрессия. Гори!
Н. М. Фишер
Я открыла глаза и увидела больничную палату. Что приключилось со мной?
Кто этот человек в черном плаще, что без труда убедил медиков впустить его?
У меня нет воспоминаний, я не помню даже себя.
Но почему, стоит мне закрыть глаза, и вместо больничной койки я переношусь в Париж?
Н. Фишер
Регрессия. Гори!
Пролог
Гори, создатель мой! Гори!
Истлей в веках!
Во прах испепеляйся!
Гори, мучитель мой! Гори!
И ад, и рай
В пристанище твоё не обратятся.
Гори, любимый мой! Гори!
Найди покой,
Где нечего бояться.
Гори, несчастный мой! Гори!
Вдыхай огонь
И впредь не возрождайся!
Глава 1.
Тьма окутывала меня со всех сторон. В голове клубились беспорядочные отрывки не то сна, не то воспоминания: я от кого-то убегала, куда-то летела, на что-то надеялась. Но ни имена, ни события не хотели воскресать из болота памяти, которые теперь затянулось мутной трясиной. Только обрывочные чувства, мимолетные эмоции, секундные видения.
Я попыталась разлепить глаза, но тяжелые после сна веки не хотели слушаться. У самого уха жужжало что-то противное – не природное вроде комара или мухи, а искусственное, созданный человеком прибор. Глаза кое-как послушались, а вот остальное тело по-прежнему бастовало. Дышать совершенно не получалось – что-то дышало за меня. В зрачки впервые будто за тысячу лет ударил солнечный свет, до краев наполнявший тесное помещение. Лучи косыми линиями, минуя жалюзи, падали прямо на казенное одеяло, натянутое до самой шеи, а беснующаяся пыль выплясывала в них свои ритуальные танцы.
Лучистый свет хотелось вдохнуть – мешала лишь трубка, насильно воткнутая в горло, которая доставляла воздух прямо в легкие, минуя нос. Зачем все это? Что со мной приключилось? И, пожалуй, самый главный вопрос – с кем это, со мной? Кроме отрывков сна, в голове моей набухал вакуум, белый и бестелесный. Я не могла вспомнить, ни своего имени, ни возраста, ни, конечно, того, как оказалась на больничной койке с воткнутой в горло трубкой.
Догадаться, что я нахожусь именно в больнице, было несложно – пищащий прибор, ежесекундно снимающий показания моего тела, жесткое постельное белье, эти трубки, катетер в руке, который вдруг стал остро ощущаться. Вряд ли я отправляюсь так спать у себя дома.
В плохих голливудских фильмах, как только больной приходит в себя, у его кровати вмиг оказывается весь персонал больницы и, по меньшей мере, половина родственников и друзей. Ко мне же никто подходить не собирался. Дотянуться до кнопки вызова медсестры, призывно смотрящей на меня со стены, я могла – тело так и не ожило вместе с глазами. Попросить кого-то? С трубкой в горле мне вряд ли удастся провернуть подобное, да и моя пожилая соседка по палате тоже интубирована – помощи от нее мало. Прекрасно, слово «интубирована» я помню, а свое имя – нет. Может быть, я медик?
Мои размышления о собственной жизни до переходной точки, разделившей ее надвое, прервались, стоило мне услышать в коридоре мурлыкающий, но уверенный и непоколебимый мужской голос.
– Мне можно, – твердо ответил он на причитания медсестры о том, что в реанимацию к «тяжелым» не пускают. – И родителей вы пустите.
Женский голос смолк всего на мгновение и тут же радостно пропустил посетителя.
На пороге палаты появился высокий молодой человек в черном плаще с худым вытянутым лицом и ярко-зелеными глазами, испещренными шоколадными, словно искрящимися, прожилками. Не заметить, что он красив, даже слишком красив, было невозможно. Из-за его плеча выглядывала пухлая медсестра вдвоем ниже ростом. Она удивленно посмотрела на меня, хлопая длинными коровьими ресницами, потом на моего посетителя и прошептала: «Действительно очнулась. Чудо, как вы вовремя пришли! Я позову врача!»
Все то время, что припадающий на одну ногу пожилой врач с большими теплыми ладонями ощупывал мою голову, светил фонариком в глаза и извлекал из моего горла отвратительно длинную трубку, загадочный посетитель не сводил с меня глаз. И от этого взгляда делалось одновременно страшно и спокойно. Наконец с неприятными процедурами было покончено, и я смогла нормально вздохнуть и прокашляться. Врач одобритель