Назад к книге «Я заберу тебя» [Алиса Линней]

Я заберу тебя

Алиса Линней

Я очнулась, не помня даже собственного имени. Я ничего не знала о своём прошлом, но оно всё-таки преследовало меня. Опасное и угрожающее. Я никак не могла защитить себя. И только он смог помочь мне, спас меня, полюбил меня. А я его.

Алиса Линней

Я заберу тебя

Глава 1. Денис

Дежурство в больнице подходило к концу. Я уже сидел и представлял ещё один скучный выходной, но менять что–то у меня не было особого желания.

Ворвавшаяся в ординаторскую медсестра прервала очередную мою мысль.

– Денис Сергеевич! Вас в приёмную вызывают, там девушку привезли, без сознания, – запыхавшись, протараторила она. – Говорят, “тяжёлая”.

Я мгновенно сориентировался, переключившись на работу:

– Уже иду, готовьте реанимацию! – ответил я, накидывая халат и уже на ходу застёгивая его.

Когда я вошёл, а точнее, вбежал в приёмную, девушка неподвижно лежала на каталке, не подавая никаких признаков жизни.

– Поступила на скорой десять минут назад, документов и телефона нет, её нашли в парке, люди решили, что девушка мертва, но скорую вызвали. Пульс едва прощупывался, – сообщил мне дежурный врач, как только я подошёл к ней.

Пока он всё это говорил, я успел поверхностно осмотреть пациентку. Внешних травм и следов сопротивления не было, пульс, видимо, благодаря стараниям врачей скорой, уже был нормальный. Если бы мы сейчас были не в приёмной больницы, то я бы подумал, что она просто спит. В этот момент действие лекарств начало слабеть, пульс замедлился, и мы срочно направились в реанимацию, чтобы, не дай Бог, не прошляпить что–то серьёзное.

Уже вскоре были взяты все необходимые анализы. И, к великому удивлению, с ней было всё в порядке. Совсем. Так почему же она не приходила в себя? Я не понимал, и никто не понимал. Переохлаждение не могло вызвать такой реакции. Хотя на улице был апрель, распускались листья, но по ночам было всё ещё достаточно прохладно, и мы не знали, сколько она пробыла в парке.

Создавалось такое ощущение, что её мозг просто “выключил” сознание и не желал снова возвращаться в реальность, вот только всё это – мои догадки, не имеющие под собой достойных оснований.

Домой я так и не пошёл, остался наблюдать за пациенткой. Очень красивой

пациенткой, надо сказать. Которая, похоже, и не собиралась приходить в сознание. Но, на самом деле, это могло произойти в любой момент и мне хотелось присутствовать при этом. Так что я выходил из палаты только по серьёзным причинам и тут же возвращался.

Ближе к обеду меня вызвал к себе главврач. Антон Григорьевич был раза в два меня старше, а врачом он был столько лет, сколько я живу на этом свете. Но он все–равно относился ко мне как к полноценному коллеге, а я старался не накосячить и заодно не лопнуть от гордости.

Зайдя в кабинет, я поздоровался, Антон Григорьевич в ответ кивнул головой.

– Рассказывайте, Денис Сергеевич, что там с утренней пациенткой? Все что–то говорят, но ничего не понятно. «Лично мне обрисуйте ситуацию», – сказал он, тут же выжидательно на меня взглянул, требуя отчёта.

Я прочистил горло и спокойно заговорил:

– Девушку в пять утра нашли в парке, телефона и документов при ней не было, привезли её на скорой. На щеке царапины, наверное, она упала и, видимо, скатилась с какого–то склона, есть небольшая травма головы. На КТ видно, но она не должна привести к таким последствиям, – на всякий случай я передал главврачу снимки, надеясь, что он увидить что–то новое.

Антон Григорьевич надел очки и начал присматриваться к тому небольшому участку снимка, куда я указал.

– И это всё? Больше ничего нет? – удивлённо спросил он, разрушив мои последние надежды на то, что удастся найти ответ прямо сейчас. Раз уж даже Антон Григорьевич не знает, не понимает в чём причина, то обследовать пациентку придётся долго и упорно.

– Мы тщательно всё проверили, кровь чиста, никаких больше травм нет. Переохлаждение небольшое, но такого эффекта оно точно не могло дать. Да даже если бы и сильное было…

– Тогда подключайте невропатолога, это может быть по его части, –

я вздохнул.

– Он уже подключился сам, – я не стал рассказывать, что он был единственным из многих врачей,