Я уже не сойду на берег

Мира Береснев

Эта книга написана от первого лица и вмещает настоящие жизненные истории автора и людей, с которыми ей удалось соприкоснуться. Иногда смешные, иногда грустные, романтичные и серьёзные, уматовые и щемящие, легко и образно изложенные, – истории и размышления нанизываются бусинами на единую нить длиной в 15 лет, позволяя читателю рассмотреть с разных точек зрения современный непредсказуемый мир глазами обычной современницы, без прикрас и цензуры.

Истории на первый взгляд ничем не связаны и читать их можно в любом порядке. Но лишь читая их подряд, можно выстроить связную цепочку событий и узнать что-то важное о жизни. Что-то своё…

ОСТОРОЖНО! БЕЗ ЦЕНЗУРЫ! По настоянию автора орфография, пунктуация и форма изложения поданы в оригинале.

Иначе не так вкусно! ;)

Содержит нецензурную брань.

Мира Береснев

Я уже не сойду на берег

Часть 1. БЕРЕГ

Ксанна

Как-то по молодости загремела я в столичную горбольницу с воспалением легких – прямиком в инфекционку, филиал ада на земле. Поэтому следующие три недели были исполнены впечатлений: собственным недомоганием; спертой влажной духотой, смачно сдобренной сморканьем и кашлями 6-ти тяжелых пациентов в проветриваемой никогда комнате; эстетикой больничного ремонта (я сказала – ремонта?); смертью двух соседок по палате, одна за другой и, конечно, нежным общением с интеллигентным, вышколенным, хорошо обученным персоналом, который шевелился только если кто-то умирал, либо грозили смертью ему. Вдобавок непосредственная соседка справа и днем, и ночью практиковала мантру.

Вдох-выдох: "Ойгосподипоможибоженашмилосердный".

Вдох-выдох: "Ойбожемойспасительнаштаангелисвятiяктягне"

Вдох-выдох: "Ойматинкабожасвятамарiяшожцеробиться".

Все это бубнилось, лежа на спине с закрытыми глазами и скрестив руки на груди, так что казалось, что человек облегчает душу перед тем, как преставиться. Но как только звали в столовку, набожность выключалась, одевались тапки, и раба божия довольно бодро топала, чтобы занять первое место в очереди на двойную порцию. По ночам на этаже кто-то выл и бил тапком в палаты, периодически порываясь и к нам, поэтому приходилось закрывать огромную деревянную дверь в два человеческих роста, отчего духота в комнате сгущалась до консистенции горохового супа.

Уже этажом выше (куда я прогулялась как-то на консультацию к пульмонологу), водились обычные живые люди с почти здоровым цветом лица и осознанностью в глазах. Лёгочники. Здесь в горшках росли растения, паркет был устлан ковролином, в холлах неспешно читали пациенты, и в целом жизнь текла, как в недорогом, но чистом отеле. Поэтому назад в ад не хотелось вообще, но, видимо, у Боженьки на меня были другие планы…

Внизу, в 6-местной палате меня дожидались эрудированные, развитые, деликатные соседки. Они грызли семки прям в кровати, носили безразмерные потертые халаты поверх спортивного костюма, заправленного в махровые носки (а те с ногой – в сланцы), забористо обсуждали цены на огурцы в сравнении с прошлым, позапрошлым и ототойным годами, подряд смотрели по черно-белому больничному телевизору сериалы про Хулио, Пэдро и Марию, а в перерывах орали в телефон мужьям: "СТАС ТИ СВИНЯМ ДАФ? ТИ ШО ТОЙ?!! ВОНИ Ж ТОГО!!!…".

И вот я спускаюсь из опрятной пульмонологии в эту булькающую жижу, а здесь… новая соседка. Сухонькая старушка с элегантной волной короткой седой гривы. Сидит на краешке продавленной кровати в капроновых чулках и туфельках (переобулась!), в насыщенно-винном пончо. Бусы. Роговые очки. Сдержанно-красная помада на довольно бледном (румяные сюда не попадают) лице. И саквояж. Ни дать, ни взять Айрис Апфель посреди этого больничного свинарника. Сидит, брезгливо оглядывает весь в пятнах больничный боевой матрац и болтающиеся под потолком на черной паутине куски штукатурки… Старожилки косятся на нее и перезыркивают глазами, дескать, сколько протянет? За последние-то пару дней на этой койке две вон Богу душу отдали. Эта бегом помрет, до туалета не добежит. Вон, тощая. И старая. Дывы, кривится еще (не в театр попала, интелихэнтка!) И, пока я, морщась от покалываний в правом боку, впихиваю