14
Ден Ковач
Ты укладываешь свою девушку в постель, закутываешь в теплое одеяла. Так удобно? Хорошо. Включаешь ночник. Берешь книжку и читаешь. Негромко. Полчаса, не больше. Потом она засыпает. Держит тебя за руку. Улыбается во сне. Это счастье, правда?
Ты будешь читать ей про ночной Нью-Йорк. Про его тайны и его героев. Про любовь в сердце старого города. Про жестоких демонов и добрых волшебников. Про гостей, которые приходят в дождь. Про нерпу, живущую в черной ледяной глубине далекого озера и про цыгана, берегущего сон Спящей красавицы…
Что может быть лучше, интереснее и дороже, чем хорошая история, рассказанная на ночь? «14» – это четырнадцать таких историй. Четырнадцать счастливых вечеров. Не спеши. Раздели с тем, кого любишь.
Ден Ковач
14
LOVE
Эта вывеска давно не дает мне покоя. LOVE – огромные неоновые буквы за черной железной решеткой. И несколько ступеней в подвал. Моя Седьмая стрит всего в трех кварталах отсюда, в трех коротких нью-йоркских кварталах. Рядом.
LOVE – я понимаю. Это простое слово. Понимаю в разных смыслах. Понимаю и как сувенирную лавку, и как притон, и как братство, особенно отличное от прочих христиан, но обращенное лицом вверх, прямо к мистеру Богу. Не понимаю, почему вход в LOVE перегораживает чугунная решетка, почему не войти. Тяжелая и вечно закрытая решетка, за которой горят огромные, в рост человека, буквы. LOVE.
Думаешь, я не пытался войти? Войти в LOVE? Пройти за эту чугунную тяжесть и узнать, кто и сколько там прячет любви? А кто бы не пытался?
Там есть звонок, справа от узкой калитки, есть железная дверь с узкой амбразурой-окном, нужно только спуститься к ней на несколько ступеней вниз. Почти как у меня в студии. Чувствуешь связь? Только у меня нет никакой любви. Одиночество притаилось в темных углах моей фотостудии, затихло между хромированных гордых треног – опор для импульсного света, присело в старое ободранное кожаное кресло. Это кресло любят мои посетители. Оно фактурное. Девочки с тонкими ножками забираются на него верхом и тонут в его винтажном усталом величии.
LOVE беспокоит меня. Горит, как огромный вопросительный знак. И никого. Понимаешь? Никто не входит, никто не выходит, пока я рядом. Никто не включает эти огромные красные светящиеся буквы в сумерках, никто не подметает ступени по утрам. Никто не проходит со шлангом, запуская потоки воды по тротуару, смывая пыль большого города в стоки ливневой канализации. Только я топчусь со своим вопросом. Ушел. Почти. Оглянулся. Из-за решетки выскользнула огромная крыса. Глянула в мою сторону и, перебежав улицу, пропала в соседнем проулке. Выдохнул. Привычные к крысам жители Большого города делают вид, что крыс нет. А крысы делают вид, что боятся людей, и шныряют только по ночам. Обычно.
Я вернулся на следующий день, присел в кофейне через дорогу. Однажды, пару месяцев назад, я видел, как они входили в LOVE. Видел издалека, конечно. Разные они были и разного возраста. Мужчина в длинном сером плаще и шляпе, старый, сутулый, похож на Клинта Иствуда, одевшегося в дешевом супермаркете. Женщина следом за ним в черном спортивном костюме и больших черных же наушниках, молодая, красивая.
А сегодня была совсем девчушка. Она долго стояла перед решеткой входа. Я думал, уйдет. Но нет. Постояла нерешительно несколько секунд, а потом толкнула решетку и вошла. Спустилась вниз, пропала. Красная шапочка – так я ее назвал. Правда, шапочка была скорее розовая, чем красная. Но это неважно. Важно, что где-то на ее розовом пути уже притаился серый волк, который знает дорогу к ее бабушке. И знает, к несчастью, правильные ответы на все ее розовые вопросы.
Я все это вижу из соседней крошечной кофейни. Наблюдаю несколько дней. И, кстати, кофе там неплохой, европейский. От мексиканского и колумбийского я немного устал. Хочется иногда настоящей итальянской ароматной горечи. Я покажу тебе эту кофейню, если захочешь. Я здесь и сейчас. Со своей большой чашкой капучино. Смотрю, как они входят. Или как они уходят? Можно и так сказать. Пожалуй, так даже будет вернее. Ты чувствуешь разницу между «уходят» и «выходят»? Я обращаю твое внимание. Не выходят.