Дневник

Дождь барабанил по крышам и капотам машин, вода сбегала вниз по их гладким бокам, из тонких ручейков сливалась в огромные реки, водопадами срывалась с порогов и бамперов на землю, где разбивалась о гальку, которой отсыпана была обочина дороги.

На лесной массив, через который пролегала трасса, ухнулась ночь. Холодная, мерзкая, мокрая, пахнущая увяданием. Почти все цвета исчезли, сделав мир темно-синим, черным и серым.

Дверь одной из полицейских машин открыта. Молоденький лейтенант курит на переднем сиденье, выдыхая едкий дымок Парламента. Это его первый вызов, на котором вместо привычного всем сотрудникам дорожной инспекции ДТП, самое настоящее убийство. Бывает, что и там, и там труп, но ощущение разное, Илье это хорошо знакомо.

Метрах в двадцати, уткнувшись носом в толстый ствол дерева, застыла машина с британскими номерами.

В нашей деревне и такие-то номера… А машинка игрушечная, смешная! На Туманном Альбионе ее кличут «Адам».

Илья машины любил. Они были его маленьким хобби, «размер» которого напрямую зависел от объема работы, которая, как бурная река, стачивала увлечение, точно камушек, забирая все больше пространства и времени.

Сигарета потухла, едва оказавшись в луже под ногами. Мужчина натянул капюшон почти на глаза и направился к тому, кто, присев на край заднего сиденья отечественного автопрома с проблесковым маячком на крыше, совершенно не замечал льющейся с небес воды.

Кто бы сказал Илье с утра, что вечером он окажется на лесной дороге в компании гражданина Великобритании, который прикончит собственную жену, чем запустит механизм звонков из маленьких кабинетов в большие, из городов в столицы – мегаполисы, заставит тех, кто уже отложил рабочие трубки и готов был предаться заслуженной и не очень лени, заняться делом.

Мог бы сейчас бухать в баре, дурак, а ты сидишь тут, под проливным дождем, и плачешь, жалобно так всхлипывая, как ребенок, сломавший любимую игрушку.

Илья от таких вот плаксивых старался подальше держаться. Не жалел. Не верил им. Не верил, что можно вполне осознанно спустить курок, и сожалеть об этом горько и безнадежно.

Вот зачем ты это сделал? Достала? Ну, так ушел бы, и все дела. Уж один бы не остался. Бабы от таких млеют: стрижка, хорошие шмотки, вон, даже под дождем свитер вид не потерял. Лицо приятное. Сколько тебе? Сорок пять по документам. Старше меня на целых семь лет, а на вид и не скажешь. Хотя при таком освещении… Ой, не льсти себе, мой друг Илья, выглядишь ты паршиво! Мешки под глазами больше щек!

Возле машины с мигающими огнями аварийки крутится эксперт Семеныч, мокрый и злой, но сосредоточенный и ответственный, как всегда. Его работу потом будут оценивать спецы международного уровня, и мужчина с мохнатыми седыми бровями и тонкими пальцами это нутром чуял, оттого ползал по луже, скопившейся возле машины пострадавшей, совершенно забыв про намокшие ботинки и брюки.

Его клиентку дождь тоже больше не заботил: тонкая струйка крови на виске не даст ей проснуться. Она – миловидная женщина средних лет, ухоженная, с густой рыжей шевелюрой. У нее красивые руки, ажурные маленькие серьги в ушах, серый свитер и темно-синие джинсы. Тонкое пальтишко брошено на заднее сиденье Адама.

В ее машине нет всех этих привычно женских погремушек. Только подставка под телефон, бутылка минералки в подстаканнике. Ее мобильный уже упаковали в прочный полиэтилен и перенесли в машину Ильи.

Ее зовут Хелен. Она художница: в багажнике обнаружился этюдник, в котором заполнены почти все листы, один оставался пустым, девственно белым, до той минуты, пока Илья его не открыл, и капли дождя от порыва холодного ветра тут же нарисовали на нем то, что понятно только самому дождю.

В портфеле нашлись еще и карандаши, мелки и старая тетрадь с листами в клеточку, стянутыми спиралью. Ее запихивали в портфель силой: листы погнулись и задрались. В ней по строчкам плывут витиеватые буковки. Почерк меняется и сильно, первая запись датирована 1997 годом. Личный дневник, который жертва вела на родном языке, несмотря на то, что гражданство России давно утратила. По крайней мере паспорт у нее был британский. С местом ро