Кочевник
Андрей Георгиевич Мирошников
Поэты 21 века
Первая часть книги – «Каменный ангел» – дополненное издание вышедшего в самиздате в 2002-м году сборника, составленного из стихов, написанных с 1996-го по 1998-й год в казахстанском городе Актау, на берегу Каспия, где прошло детство и юность автора. Девяностые стали испытанием, которое выдержали не все. Тогда казалось, что вместо ангела-хранителя за плечами человека тяжёлый каменный ангел – уже не защитник, ещё не надгробие… Что спасло нас, свидетелей тех лет, ныне живущих, от самоуничтожения? Извечные ценности: Вера, Надежда, Любовь. Они есть в этой книге в каждом стихотворении. Как заклинания, мольбы или тихие укоры.
Титульный сборник «Кочевник» написан в течение 1999–2002 годов, в такой же непростой, но плодотворный московский «кочевой» период поиска пути, состоялся как законченная книга, следующий шаг на творческом пути, но так и не был издан в предполагаемый автором срок. И вот, спустя двадцать лет, порядок восстановлен, сборники выстроены в исходном порядке, без которого не складывалась творческая справедливость, не определялся вектор авторского роста. Хотя бы эта малость в невписываемой в планы и расписания жизни осуществилась согласно пожеланиям поэта…
Андрей Мирошников
Кочевник
© Андрей Мирошников, 2022
© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022
Фотограф Михаил Николаевич ПАЗИЙ, фотостудия ЦДЛ, г. Москва, 2001-й год.
Каменный ангел
1998
Зимняя тетрадь
«Ах, любовь моя, мука нежная…»
Ах, любовь моя, мука нежная,
Мне бы стать твоей лодкой быстрою,
Да зима сейчас больно снежная,
А на реках – лёд
вечной пристанью.
В сердце холодом чувство смутное,
Но от встречи мы не откажемся.
И святые мы, и беспутные.
То ли правы мы, то ли кажется?
Если свидимся – словно светимся —
От молвы людской не упрятаться.
Расстаёмся – надвое делимся.
То ли встречи ждать, то ли каяться?
Али в прорубь нам, да поставить крест?
Али кануть нам в ночь на саночках?
Пусть потом беду назовут «гротеск».
Да под лак её. Да под рамочку.
«Чей-то ангел на крыше гоняет чужих голубей…»
Чей-то ангел на крыше гоняет чужих голубей,
Отбивая чечётку,
свистит,
расправляет немытые крылья,
Вереща по-дурацки на древнем своём языке…
Хоть убей, но когда заиграет рассвет на трубе
И нацелится в окна светило,
как опытный киллер, —
Голубятня окажется вдруг на замке.
И, босыми ногами по жести, похожей на наст,
Прямо к краю,
к обрыву строительно-правильной кручи,
Безнадёжно скуля,
словно твой деревенский придурок,
И, печалясь за нас,
тех, кто верует больше в спецназ,
Тех, кого никогда ничему доброта не научит,
Он заломит крыла
и отчаянно рухнет в проулок…
Будет всё, как обычно: участковый,
медэксперты, акт,
Пьяный дворник, зеваки,
держащие дворик в осаде,
И всякий, как Шерлок,
понятлив и в версиях смел…
Только им не понять,
что имеющий крылья чудак,
Так неловко лежащий в сугробе,
как будто в засаде,
Так любил голубей потому, что летать не умел.
Он хотел научиться, он так научиться хотел…
Чей-то ангел, скорее приблудный,
бездомный, ничей,
Лихо свищет, ногами сучит,
матерясь, как безбожный сапожник,
Гонит ввысь голубей, подставляя восходу лицо.
Этот – парень не промах:
есть все дубликаты ключей,
И божественных птиц от него запереть
невозможно…
«Пресыщение от добычи…»
Пресыщение от добычи,
Отвращение после лжи.
Утопает в мечтах девичьих
Та, что рядом ещё лежит.
Сонно шепчет свои капризы,
И в объятиях душит стыд…
Кто-то пристально, с укоризной,
В окна смотрит из темноты.
Чай да сахар, любовь да ласка,
Но украденной я не рад.
И привычная дрожь опаски
Обращает усладу в яд.
И пылает чужое ложе
Шапкой, вспыхнувшей на воре…
Смотрит в окна, в сугробе ёжась,
Ангел каменный во дворе.
Он – бесчувственный соглядатай,
И ему ли меня судить?
Но мой серый двойник крылатый
Продолжает за мной следить…
Чутко спится в чужой постели,
Неуютно, как на костре.
Вьюга песни всю ночь свистела,