Предпоследний Декамерон

Наталья Александровна Веселова

В недалеком будущем на планете свирепствует очередная опасная эпидемия. В лесу неподалеку от небогатого подмосковного садоводства обнаружен бункер-убежище времен СССР. Там и прячутся на неопределенное время десять человек из садоводства, желающие избежать принудительной обсервации после того, как болезнь обнаружена в одном из домов. Люди различных убеждений и социальных групп, среди которых двое детей, вынуждены сосуществовать в подземелье почти в полной темноте без гаджетов и книг, в тяжелых условиях. Что им делать, чтобы не сойти с ума и не поддаться унынию или агрессии? Кто-то из них вспоминает про эпидемию чумы, уже прошедшую по земле семьсот лет назад, когда Джованни Боккаччо написал свой бессмертный «Декамерон». Почему бы теперь не повторить опыт средневековых персонажей? Но прошло много веков, и рассказы теперь совсем другие – и вот уже перед нами своеобразная энциклопедия русской жизни начала двадцать первого века…

Наталья Веселова

Предпоследний Декамерон

В конце времени будет

только два класса людей:

те, которые однажды сказали Богу:

«Да будет воля Твоя»,

и те, которым скажет Бог:

«Да будет по вашей воле».

К.С. Льюис

Пролог

Yersinia pestis

– Паутинки в лесу – лету конец… – один из двух немолодых мужчин, уже порядочно запыхавшийся, остановился передохнуть, придумав для этого формальный предлог – сосредоточенную протирку своих якобы запотевших стильных очков.

Ему явно не хотелось показать презренную слабину своему спутнику, одетому в поношенный камуфляж, с грацией тяжелого хищника из семейства кошачьих непринужденно преодолевавшему чудовищные препятствия на данной пересеченной местности: поваленные дремучие ели в этом подмосковном лесу, казалось, были свежими семечками в коричнево-бронзовых шишках еще при Юрии Долгоруком.

– Как вы думаете, Максим… Вот этой… ёлочке… сколько лет? – тщедушный очкарик в ладных джинсах и чистой светлой куртке кивком головы указал на мощный, иззелена-черный ствол, с корой, напоминавшей кожу дряхлого слона. – Мы же ее и вдвоем, наверно, не обхватим!

Товарищ его – гладко выбритый, широкоплечий, с невытравливаемой военной выправкой, бросил на дерево небрежный оценивающий взгляд и коротко уронил:

– Лет триста, – и отвернулся, устремив непроницаемый взгляд в сторону светлой просеки, над которой быстро рассеивался рассветный туман, похожий теперь на медленно опадавшую золотистую тюлевую занавеску.

И непонятно было – любуется ли он летучей холодной прелестью первого осеннего утра или взгляд его повернут внутрь – в таинственную брутальную душу, поставленную и воспитанную совсем не так, как привык развязный московский гуманитарий. Зато и сомневаться не приходилось в том, что интеллигентская хитрость собеседника им давно разгадана, и, ничуть не уставший, крепко сбитый, в свое время привыкший к дальним броскам с полной выкладкой, он снисходительно дает жалкому школьному учителешке время отдышаться.

– В прошлом году в этот день линейки во всех школах шли… – грустно пробормотал тот, подслеповато щурясь на сверкающие стразы росы, дружно вспыхнувшие там и тут в желто-зеленой ажурной вязке березовой листвы. – Цветы кругом, банты у девчонок белые… И в ноль седьмом, когда мои в первый класс шли, так было, и в девятьсот восемьдесят четвертом, когда – я сам… Казалось, всегда так будет… И вот…

– А мой, может, и вовсе не пойдет, – жестко сказал Макс, оттолкнувшись плечом от ствола, к которому было прислонился; он метнул в учителя спокойный, но все-таки едва уловимо презрительный взгляд: – Все, кончен привал. Ведите дальше, Станислав. Хорошо дорогу помните?

Стас послушно подхватился:

– Да-да, конечно… Это дерево, у которого вы стоите, – как раз приметное. Видите – я специально ветку сломал, видите? Это я так дорогу отмечал. Теперь нам туда, наискосок, метров двести – и будет большой такой муравейник, а оттуда уже совсем близко… Только везде эти стволы проклятые… Будто в тайге после Тунгусского метеорита, честное слово. Шею свернешь, пока перелезешь… И сучки острые отовсюду торчат… Того и гляди… Гм…

– «Мужики, мужики, яйца не поколи