Жила-была квартирка

Ульвия Мустафина

Все те же ОН и ОНА. Но на этот раз немного иначе. Лишь упоминанием о НИХ. В диалогах между предметами быта и мебели в ЕЕ квартирке. Коралловый холодильник с тонкой чувствительной природой, бирюзовый диван – любитель побунтовать за правое дело преобразований и нововведений, мудрый мозаичный стол, шалопаистые барные стулья, щепетильная посудомойка, добрая духовка, бесстрастная раковина и др. И каждый со своим характером. И каждый со своими сомнениями и вопросами к жизни…

Ульвия Мустафина

Жила-была квартирка

Глава первая. Фиолетовая

Да, и никак иначе, а именно Боцман. И маленькая девочка. И хотя маленькой эта девочка совсем не была ни по возрасту, ни по росту, но на фоне Боцмана она смотрелась именно такой. А еще забавной, восторженной и легкомысленно увлеченной то одним, то другим, за что Боцман шутливо и ласково называл ее Попрыгунчик.

– А вот я, например, согласен с Боцманом, – как бы между прочим обронил коралловый холодильник в наступившей тишине благоустроенной комнаты и тут же пожалел об этом.

– Ты, например, за все свое существование ноги дальше этой квартиры не ступил, разве что при въезде, – осекла его сходу старательная и щепетильная посудомойка.

– Попрошу. Я, между прочим, из дальних заморских стран, – оскорбился коралловый.

– Да-да. Как и все мы, так или иначе, из той же самой дальней заморской страны, которой ничего не мешает штамповать нас всех миллионами точно таких же, ничуть не хуже и не лучше.

На что холодильник только молча возмутился. И все равно продолжил думать о себе как о предмете весьма уникальном и особенном на фоне всех остальных ему подобных и неподобных тоже.

– Не знаю, как другие, утверждать не берусь, но лично мы из Кашмира и, между прочим, ручной работы, – вежливо откашлявшись, сказал с полки один из казанов.

– Госпыдя, и сколько это важных персон тут сразу нарисовалось, хоть в шеренгу выстраивай, – не унималась посудомойка, – а итог все равно один. Вот вы что в своей жизни видели, а, медные из Кашмира, ручной работы? Маленькую захудалую мастерскую по соседству с коморкой побольше, чтобы там выставиться и купиться, если повезет, конечно? Темноту чемодана? И вот теперь очередную комнату почище? Очень богатый жизненный опыт, скажу я вам, чтобы иметь хоть какое-то мнение.

– Ну что ты всех сегодня шпыняешь, неугомонная? Включили тебя, что ли, не с той кнопки? – мягко поинтересовалась духовка.

– Наверное. Не знаю. Но разве это не странно, иметь свое мнение, не имея при этом никакого своего опыта в этом вопросе?

– А какой был вопрос вообще? – неторопливо и вальяжно включился в разговор бирюзовый диван, настолько же обманчивой внешности, насколько неожиданным могло показаться при этом его содержание.

– Да Боцман сегодня в очередной раз ногтем скоблил по Попрыгунчиковым устоям, – ответил мозаичный стол, вручную собранный, с любовью выверенный и вобравший в себя все основные цвета этой квартиры: белый, бирюзовый, оранжевый, коралловый и золотой. Он, в отличие от многих здесь присутствующих, был совсем не в состоянии куда-либо передвинуться даже на чуть-чуть, но это никак не сказывалось на исключительной подвижности его своеобразного мышления – все грязь из щелей выцарапывает, въевшуюся, как ему кажется.

– А она что?

– Да ничего, как всегда, вы же ее знаете. Как и все их беседы. То спорят, то на чем-то да и соглашаются. Хотя сегодня так и не согласились. Не доверяет он ей, как и многим ее восторженным увлечениям. И только тогда успокаивается, когда ей многое становится грустным и неинтересным. Тогда-то он и считает ее наиболее настоящей.

– Странный он. Обычно люди как-то наоборот поступают, из телевизора которые, во всяком случае, – отметила одна из восточных подушек из другого угла просторной комнаты-студии.

– А он какой-то вот такой, не из телевизора. Человек наоборот. «Мой старый добрый и ворчливый Боцман» – как любит называть его Попрыгунчик. Хотя он вовсе не старый. Всего лишь на пару лет старше нее. И тем более никакой не боцман, – ответил стол.

– А о чем спорили? – продолжил интересоваться диван.

– Да так, о супе фиолетовом.

– И что с