Меланхолия-Магнолия Метаморфозы любви

Эпистолярный скарабей любви залез под кожу и пьет кровь

Исчезнет мир, и я с ним тоже, и это повторится вновь

Любовь, что мира целого дороже

Уйдет, и я с ней тоже

с)

11 февраля

Как тихи и покойны безлюдные улицы города зимними вечерами.

Дорогой мой друг, можешь ли ты представить себе картину изумительнее той, что открывается взору твоему лишь в незабвенные минуты тихого ночного совершенства, испытывая которое ты чувствуешь, как все меняется вокруг и внутри, и мир становится не тем, чем был прежде, словно зрение проясняется, и ты видишь чистым не замутненным взором. Окна мерцают в ночных сумерках огнями, над ними вздымается и устремляется за горизонт небесно-серый ледник. Щербатый лунный диск, утопая в кроваво-черном бархате величия, блестит вдали тусклым янтарем, осыпая золотисто-ледяными искрами спящий в могильной яме город… Поэзия лунного света поет над каждым, играет бликами на стекле, сплетаясь в благородный венок над тем кто его примет, словно собравшиеся все вместе добродетели, заботливо укрытые под покровом общей любви. Кто ищет ее и готов обрести во имя всех земных стражей, презирая чувственными нуждами, тот непременно обретет ее в себе самом.

Здесь я один, угрюмый силуэт, словно статуя в храме Гелиоса, сижу у подоконника и с беспокойством гляжу на эту красоту, сохраняя трепетное молчание. Не могу разделить с ней этой необъятной тайны мироздания, отчего это приводит меня в глубочайший ужас и отчаяние. Мне тоскливо сегодняшней ночью. Хочу быть с тобою рядом.

12 февраля

Сегодня ночью я не хотел засыпать. А когда уснул, то не хотел просыпаться, чтобы не видеть нового восхода дня, неизбежно сулившего мне новую муку в горестях и воспоминаниях о тебе.

Моя любовь к чистому образу растет с каждой ночью и это уже пугает, ибо кажется, что любовь эта приходит в дом как палач на закате солнца, чтобы снова мучить свою влюбленную жертву – пытать ее нещадно, выспрашивая тайную правду имени, не желая слышать предательства. Каждый день я с упоением жду того безжалостного палача, ведь вместе со страданиями, он погружает меня в лоно нескончаемой радости и блаженства, как будто даруя утешение моему отягощенному злом сердцу.

13 февраля

Я был в сумеречной стране, где облака такие огромные, громоздкие, пушистые и серые – они были всех форм и размеров и составляли собой часть единого целого. Они словно спустились ко мне с небес и объяли меня полностью, позволив утонуть в их безрадостно-пышном пространстве. В них не было ничего божественного, нет. Там все казалось бессмысленным, знаешь… кроме одного чувства. Я ощутил твое присутствие здесь, и эта связь, – несмотря на ее внешнюю форму – она питала меня изнутри пугающе-ярким теплым светом. Но я знал, что это не может продолжаться вечно.

Облака расступились, медленно расползлись от меня, как языки тумана. Больше не было ничего. Океан безразличия, холодный водоворот бренных мыслей. Они сталкивались друг с другом, перемешивались, наслаивались как дурно пахнущая гора трупов на толстое длинное копье. Этот ужас оказался реальнее, чем вся моя жизнь. Но вскоре и это должно было прекратиться, грозило оставить меня наедине с новым видением. Воспоминанием.

Мы гуляли по летней набережной, я рассказывал тебе о том, как важно правильно мыслить и созерцать. Мы спорили. Ты называла меня странным, но охотно слушала все, что я говорил. Затем мы остановились, облокотившись о каменный парапет, и молча наблюдали за спокойной рекой, сначала отражавшей отблески кровавого солнца, а после торжественно восходящую в эфире, как будто покрытую фосфором, сияющую голубоватым ореолом деву луну.

Я помню то мгновение, оно распустилось передо мной крыльями волнения. И также беспечно исчезло, как ребенок, бегущий через газон на задорно-веселый зов матери. Ускользнуло от меня каплей, оставляя еще более безоружным, опустошенным и в большем смятении, чем когда застало врасплох…

Ты готов безудержно вопить, как одичавший, покинутый один в лесу посреди бесконечной толпы деревьев. Вопить, как тот, кто стоит на краю скалы и, запрокинув голову к небу, взывает к нему, как обезумев