Молодинская битва. Куликово поле Грозного Царя

Николай Фёдорович Шахмагонов

Исторический роман Николая Шахмагонова посвящён событию важнейшему, но намеренно забытому. В грозную ночь, освещённую ослепительными всплесками молний, родился царь, для врагов грозный и для доброго люду милостивый Иван Васильевич, наречённый столь громким именем. Среди испытаний, выпавших ему, одною из главнейших стала битва при Молодях, равная по своему значению Куликовской битве. Так же, как Куликовская, она решала вопрос быть или не быть Русскому государству, так же, как на Куликовскую, враги везли в обозе миллионы пар кандалов, чтобы заковать и отправить на невольничьи рынки столь высоко ценившихся там русских рабов. В книге рассказывается о том, как готовил Грозный Государь Русь к решительному отпору врагу, как сплачивал и цементировал государство Московское, как превращал его в мощную Державу Российскую, недоступную любым ворогам.

Николай Шахмагонов

Молодинская битва. Куликово поле Грозного Царя

«Как ты рождался, гром ударил в небе»

Темны августовские ночи, а чем темнее ночи, тем ярче вспышки вдали над невидимой линией горизонта таинственных и завораживающих зарниц, раскалывающих то там, то здесь тёмную пелену и настраивающих на тревожно-мистический лад. Особенно впечатляют эти сполохи, когда сверкают они бесшумно и не сопровождаются глухими, раскатистыми ударами громов, именно не грома, а множества громов, по всему горизонту гремящих. Раскаты громов привычнее, раскаты громов говорят о том, что где-то уже бушует таинственное явления Природы – Гроза, а тут – тишина и сполохи-зарниц. Тревожно от этой гнетущей тишины.

Вот и вечером августа 24 дня, лета 7038 от Сотворения Мира или 1530 года от Рождества Христова, едва накрыл непроглядный покров ночи стольный град Москву, засветилось небо вдали за горами Воробьёвыми, засверкало в мёртвой и тревожной тишине, а потом вдруг загудело робко и несмело, словно кто-то невидимый покатил по нему порожние деревянные бочки.

А в палатах царских не до грозы и не до сполохов-зарниц. В палатах кремлёвских оживление, для позднего вечера необыкновенное. Именно под вечер почувствовала великая княгиня Елена Васильевна, что рвётся наружу дитя, которое носила она в себе срок, положенный для этого великого и священного действия. Засуетились комнатные боярыни и другие прислужницы, послали за самыми опытнейшими в стольном граде бабками-повитухами. Заранее их наметили, заранее предупредили, чтоб были в готовности. И вот этот час настал.

Тревожно и радостно было на душе государя Василия Третьего. Вот он, долгожданный первенец. Ещё немного и станет известно – сын, столь желанный и необходимый не только ему самому, но и всему государству Московскому, или дочь. Дочь тоже радость, но сын, сын необходим как воздух. А тревожно потому, что опасными были роды в ту пору. Царицы то рождали детей, ровно, как не только боярыни, но и простые крестьянки. А сколько опасностей подстерегало, сколько осложнений, с которыми не под силу справиться обычным повитухам.

На всё воля Божья, и государь Василий Иванович уповал на Всемогущего и Всемилостивейшего Создателя, с тревогой ожидая завершения того, что началось под вечер того жаркого августовского дня, словно тоже, как и великая княгиня носившего в своей утробе, что-то мощное, грандиозное и грозное.

А за горами Воробьёвыми гремело всё резче и отчётливее. Ещё недавно глухо звучащие раскаты, переросли в удары мощные, сотрясающие всё окрест.

Ближе к полуночи громы возвестили о том, что готовится в Природе что-то невиданное. От резких ударов, сопровождаемых длинными и переливистыми трелями, даже языки пламени в свечах колыхались. Иной раз и слова произнесённого стоявшим рядом человеком не услышать.

Молнии отражались в золоте куполов Ивана Великого, блеск которых освещал Кремль и Кремлёвские Соборы торжественным светом, прорезывающим тьму ночи. Этот свет завораживал, и государь Василий Третий, великий князь владимирский и московский, в волнении расхаживая по тронному залу, нет-нет да останавливался у окна, чтобы взглянуть на отблески этого сияния, отражавшегося в стеклах. Он ждал, к