Эльфийская кулинария
Николай Максимович Сорокин
За границами пространства "Лоскутного королевства" проистекает мир эльфийского мифа о человеке, порождённый и явленный с самим исходом человеческого естества. Мир этот не именуем никаким образом, ибо сила его в единстве противоположностей, которые требуют своего именно что языкового раздельного обозначения, а не синкретики. О том, что есть "эльфизм", кто такие "иероглиферы" и как составляются "антинекроастротропы" повествуется должным анекдотичным образом на актуальных страницах "Эльфийской кулинарии", труда позитивно-чернокнижного характера.
Николай Сорокин
Эльфийская кулинария
Доступные очерки об учении о слепках
.
Животное как вещь в себе обладает потенцией к социальной коммуникации посредством не идеального, герметического языка, а подлинным бессознательным актом, предопределённым его природой, то есть низшей категорией души. Подлинно из себя акт коммуникации есть обусловленный не творческий, но природообусловленный "слепок" во времени и пространстве, привлекающий таких же животных. И кроме привлечения своих, есть отдельные слепки, что могут намеренно привлекать или отторгать чужих, если учесть при этом, что коммуникация инаковых животных может происходить и без формирования таких слепков, как то происходит например в общении собак с кошками, воронами и т.д.
Можно сказать, что общение, потенциально-необязанное к "слепкам", используется подлинно не для общения как такового. И если вопрос коммуникации в пространстве обязан к понимаю слепков, то привлечение и отторжение субъектов на почве бессознательной характеристики подлинной природы "из себя", как например если учесть, что тем или иным животным приятна музыка определенного свойства, можно здесь утвердить, что каждое какое-то животное из себя представляет подлинный кооперативный, или коммуникативный опыт.
Поэтому изображая животное, мы не столько идеально должны понимать, что это животное из себя представляет, сколько обязаны сами пережить его становление собственным нутром, и потому сориентироваться в написании последующих слов таким образом, чтобы иметь понимание о цели, из-за которой мы и делаем «слепок», вместо немой кооперации. Здесь же известно, что слепки служат необходимости над-кооперативной, они служат не слову ради слова, но выражают особое намерение, цель, ради чего и составляется этот слепок. Здесь же понятно, что слепки служат личной, авторской потенции хотения от мира, его обозначения в мире, его желание т.е.
Таким образом есть некоторая часть животных, подлинно из себя выражающие "слепки" как хотения и целеопределения, что направлены в мир. Этим же слепкам посвящено отдельное учение, что изучает их «геометрию» и отношение этой геометрии к цели и желанию. Получаемые данные соотнесения слепков и желаемого образуют систему письменности пространственно-временных акцентов. В зависимости от региона распространения того или иного животного вида отличается и письменность. Так понятно, что разные животные могут выражать одинаковые желания разными слепками, однако желания эти возникают в разных условиях, потому и разница в обретении желаемого на лицо. Обезьяна получает банан, медведь лосося и т.д.
Те животные, что по каким-то причинам не могут быть изучены в пределах учения, становятся созерцательными: им посвящают игры, и считается, что чем больше игр существует, а также чем более игрок победил в таких играх к ряду, тем более он стал созерцаемой животной сущностью, потому тем более его познал, потому его подлинный пережитый опыт обладает силой на желание, подобное созерцаемому. Таким образом есть условный подражательный язык, заряжаемый играми, и есть такая письменность, что состоит не из знаков, не из символов, а прямо из воли, вещи в себе, самой природы. В качестве примера лисий логос непознаваем лисой, но он есть, и это суть главный момент в учении о слепках, ведь если рассуждать о том, что животные тем и животные, что обладают собственным логосом, который сами не могут осмыслить, их чисто-опытное бытие проистекает не от индивида к индивиду, но заколдованно, не выходя за пределы оберегающего их есте