Страсти в тихом местечке, или Переживания Хаи Нусьевны
Сергей Семенович Монастырский
Жизнь тихого еврейского местечка в большом русском городе Красноярске взбудоражила новость о предстоящей свадьбе Зои и Арика. Семейные кланы с обеих сторон стояли насмерть против планов на будущее семейное счастье молодых. Нет, ничего плохого не было в Зое, кроме того, что она – нееврейка. Но и в этом, ничего плохого, кроме того, что прервется из века в век сокращающий свои национальные корни, уклад и традиции род Геровичей. Счастье и не состоялось. Но совсем по другим причинам. Ушедший в армию Арик не по своей воле совершил уголовное преступление и получил три года дезбата.
Кланам уже было не до разборок – вернулся бы мальчик!
– Будешь ждать? – спросил на последнем свидании Арик.
– Ждать буду, а дождусь ли? Не знаю, – Зоя не стала ни врать, ни обещать.
Сергей Монастырский
Страсти в тихом местечке, или Переживания Хаи Нусьевны
Тихие наполненные липовым ароматом и заметенные тополиным пухом июньские улочки еврейского местечка большого города Красноярска, жили своей обособленной, непонятной другим жизнью. Здесь все было свое, все знали друг друга, ходили в гости, женились и выходили замуж друг за друга и умирали вместе.
И было специальное маленькое еврейское кладбище на окраине тихой улочки с трогательными надписями на надгробиях типа: «Сара, не торопись ко мне, живи счастливо!» «Парикмахеру Цукерману от благодарных родных».
Годами некоторые из обитателей не выбирались в город, хотя местечко и находилось в центре, подобно жителям Брайтон – Бич, не бывавших в шумном Нью-Йорке и не знавших английского языка. В отличие от Брайтона здесь, как и все Красноярцы говорили на русском, потому что обрусели давно, и только старики и то не все, еще знали идиш, да и еврейская молодежь, выпивая, непременно произносила тост « Лехаим!», а в знак восхищения чем-то цокала языком «Ай, циммес!»
Бог знает, кто загнал эту южную нацию в сибирский город!
Но жилось им тут уютно. И никто не помнил еврейских погромов, существовавших в начале двадцатого века. Война, слава богу, обошла Красноярск стороной, иначе не выжило бы местечко, да и политика и жизнь большой страны, казалось, тоже обходили его стороной.
Жили своей жизнью.
Жила в своем еще крепком бревенчатом доме и молодая Хая, а в последствии Хая Нусьевна. А в дальнем конце улочки, сестра ее Нюра. И старались встречаться они как можно реже, потому что ругались и ссорились нещадно! Хотя и был у них один на двоих общий ребенок Арик – Аркадий по-русски. Нюра была безмужняя и бездетная, а Хая незадолго до войны вышла замуж за молодого офицера Иосифа, конечно, еврея, неизвестно как просочившегося в ряды советского командования. Хотя командовал всего лишь батальоном и то в хакасских глухих краях.
Недалеко вроде, но приезжал на побывку он редко – раз в несколько месяцев.
Недалеко на соседних улицах жил и весь клан Хаи и Нюры Геровичей.
Ревека Герович со своим парализованным мужем, Фридерика Герович, успевшая к тому времени нарожать пятерых детей, которых еле успевал обеспечивать ее муж Наум, имевший бизнес стекольщика.
Роза Герович, влюблявшаяся несчитанное количество раз и имевшая двоих детей от очередной любви, хотя замужем ни разу не была. И много еще других, уже не Геровичей,
но для нашего рассказа хватит пока и этих, хотя, как мы уже говорили, все в этом местечке были друг другу как бы родственниками.
Теперь о том, кто чем жил.
Хая работала в швейном ателье, но главным делом ее жизни был пошив по вечерам бюстгальтеров по частным заказам.
Бюстгальтеры в городе были в дефиците, и главным дефицитом был большой размер бюстгальтера. У переваливших за сорок жительниц местечка, были, как правило, арбузные груди, не предусмотренные никакими нормативами советской швейной промышленности!
Ладно, дома можно было ходить и так, со свисающими до живота. Но нужно же было выходить и в люди! Да и маленький ребенок должен же был на чем-то сидеть! Поэтому Хая шила. Она первая придумал бретельки, застегивающиеся спереди на длинный ряд пуговиц.
Задрать грудь можно было хоть до носа. Правда, она мешала обзору, но